Папины дочки
Шрифт:
— Собираются они начинать заезд или нет? — прервал их разговор Джонатан, расстегнув белый пиджак. — Нет, не понимаю я ничего в этом лошадином бизнесе. — Он равнодушно зевнул, прикрыв рот свернутой газетой.
Освальд нахмурился.
— Дорожки вроде мягкие, — пробурчал он. — Посмотрим, что удастся нашему тренеру. Если он провалит состязание, ему придется иметь дело со мной лично.
— Много вы получите в случае выигрыша? — поинтересовался Джонатан. Он с любопытством прислушивался к разговорам окружающих о деньгах.
— Половину, — ответил Освальд, — но мог бы и больше, если б был единоличным
— Сегодня неподходящий день, — заметил Джонатан, не взглянув на Венис, но обращаясь именно к ней, — однако мы все равно должны обсудить наши деловые вопросы в ближайшее время.
— Папа, мне кажется, это не совсем удачная идея… — начала Венис с тяжелым сердцем.
— Я готов стать компаньоном моей дочери хоть через несколько дней, — ответил Освальд, игнорируя возражения Венис. — Но я требую полного контроля за финансами и все счета. Этот, как его… Джеффри… должен согласовывать со мной все траты. И еще я хочу сразу предупредить, что не заинтересован в открытии филиалов в Нью-Йорке. — Он достал сигару и обрезал ее кончик, словно давая понять, что его пожелания должны быть исполнены беспрекословно.
Но Венис не хотелось мириться со сложившейся ситуацией.
— В Нью-Йорке я работаю не ради коммерческой прибыли, — возразила она, положив руку на перегородку. — Я наладила сотрудничество с «Бергдорф Гудман» и думаю, что выставка наших интерьеров на Манхэттене пойдет на пользу развитию всей нашей компании.
— Не ради коммерческой прибыли? — возмутился Освальд, выдохнув облако дыма. — По-моему, ты неправильно понимаешь значение слова «бизнес», дорогая. Я не склонен инвестировать суммы, превышающие миллион фунтов, в какие-то некоммерческие предприятия. Если хочешь заниматься такими делами, проси денег у Джонатана, а не у меня.
Венис с такой силой сжала деревянные перила, что ее рука побелела.
— Я не требую сейчас таких вложений, папа, — ответила она сдержанно, стараясь не реагировать на откровенное давление со стороны отца, — но я настаиваю на том, чтобы проект развивался. Если ты будешь заботиться только о деньгах, то ничего не получится.
— О, твоя позиция мне понятна, — засмеялся Освальд, — но не надейся, что я буду так же потворствовать твоим прихотям, как Джонатан.
После завтрака и шампанского Филипп и Николас отправились смотреть заезд. Освальд немедленно присоединился к ним, не сводя взгляда с Урагана, уже появившегося на ипподроме. Лошадь и правда была хороша, на гладкой лоснящейся груди перекатывались мускулы. Ураган был напряжен и нетерпеливо бил копытом и мотал головой. Финбар держался в седле раскованно и уверенно, изредка похлопывая лошадь по шее и шепча ей что-то на ухо. В глазах Освальда светилась гордость: его лошадь привлекала всеобщее внимание, наконец-то он добился своего — стал владельцем эксклюзивного животного, прирожденного победителя.
— Освальд, старина, послушай, — сказал Николас, выведя его из задумчивости, — скажи мне как просто зрителю: у нашей лошади есть шансы в этом заезде?
Освальд улыбнулся свысока и посмотрел на приятеля с покровительственным пренебрежением.
— Думаешь, мы оказались бы в
Николас пожал плечами.
— Говорят, кони арабских кровей не годятся для скачек. Посмотри на скачки в Дубае — выброшенные на ветер состояния, и ничего существенного, сплошной фарс. Мне это не по вкусу.
— Да, вульгарное развлечение. Я это называю арабским цирком. Ураган никогда не будет участвовать в таких низкопробных соревнованиях.
Ураган гарцевал на месте, вытягивал шею и помахивал хвостом, выражая всем своим видом желание поскорее рвануться с места. Фанаты, владельцы лошадей, тренеры и игроки тоже ощущали наивысшую степень возбуждения. Воздух был напоен запахом азарта.
Усевшись, Освальд взял бинокль и уставился на поле. Раздался предупредительный сигнал и, наконец, сигнал старта. Лошади рванулись вперед, Ураган помчался по шестой дорожке, трибуны загудели, время от времени слышались выкрики и ругательства, затем на мгновение все стихали, затаив дыхание. Филипп неустанно задавал Освальду один и тот же вопрос: лидирует ли Ураган?
— Быстрее, быстрее! — кричала Венис, подпрыгивая на месте. Уэтхорн покраснел от волнения как помидор, а Барри стоял, словно оцепенев, не проронив ни звука.
— Давай же, давай, черт побери! — ревел Освальд, не отнимая от глаз бинокль; выражение его лица менялось каждую секунду — он то хмурился, то усмехался. Впереди всех неслись Ураган, Уорхос и Истен Промиз. С замершим сердцем Освальд следил за Уорхосом, который на полметра опережал Урагана. В толпе зрителей то и дело слышались клички двух лучших лошадей заезда. Внезапно Финбар дважды поднялся в седле, подгоняя свою лошадь, и Освальд тревожно глянул на Барри:
— Не зря он так поторопился сейчас?
Расстановка сил делалась все очевиднее. Те, кто уже понял, что сделали неудачные ставки, отходили от ограды и уныло возвращались на свои места. Финбар снова поднялся и сделал последнее усилие, пытаясь заставить лошадь вырваться вперед, но у него ничего не получилось. Уорхос был уже в трех метрах от него, Истен Промиз — в двух, и внезапно в образовавшийся разрыв выскочили еще две лошади, оттесняя Урагана и приближаясь к финишу. Через минуту все закончилось.
Освальд уронил руку с биноклем на колени.
— Господи! Пятый! — простонал он. — Даже не вошел в первую тройку!
— Но это был великолепный заезд! — ответил Барри, покачав головой. — И Уорхос прошел блестяще.
— К черту Уорхоса! — воскликнул Освальд. — Почему не пришел Ураган?! Я тебя спрашиваю! Почему он не первый? Ты мне ответишь за это, проклятый болтун!
Филипп тут же успокаивающе тронул своего друга за плечо.
— Ну ничего, Освальд, пятое место — это не так уж плохо. Мы и мечтать о нем не могли год назад. — Уэтхорн ободряюще улыбнулся Барри. — Он ведь еще молодой, да? У него еще будет шанс, правильно я говорю?