Папуля
Шрифт:
– Чемодан мой в аэропорту потеряли. Я так расстроилась, прости. Привет, папа.
И обняла его за плечо. Немного грустная, чуть располнела с прошлого приезда. И брюки дурацкие, слишком широкие, и с косметикой перестаралась, щеки так и лоснятся.
– Пожаловалась куда следует?
– Все как надо. То есть да, оставила свои данные и все такое. И номер квитанции, отслеживать на сайте. Не найдут, куда им!
– Посмотрим, – сказала Линда. – Не найдут, так ущерб возместят.
– Пробки были? – спросил Джон.
– До сто первой трассы все
Будь у Саши чемодан, Джону было бы чем руки занять. Он обвел жестом темную подъездную дорожку, ярко освещенное крыльцо:
– Ну вот, теперь все в сборе.
– Совсем другое дело, – одобрил Сэм. – Правда ведь, лучше? – Он был на кухне, подключал Линдин планшет к колонке, что привез в подарок. – Теперь можешь слушать все что захочешь.
– Он же, кажется, сломан, – отозвалась Линда, хлопотавшая у плиты. – Планшет. Спроси у папы, он скажет.
– Разрядился, вот и все, – объяснил Сэм. – Видишь? Надо в сеть включить, вот так.
Кухонная стойка ломилась от еды: Маргарет, секретарша Джона, принесла тарелку домашних пирожных «картошка» в прозрачной пленке, давние клиенты прислали жестянку макадамии и корзинку с инжирным вареньем – ему самое место в чулане, будет пылиться рядом с прошлогодним. Тут же, в корзине, лимоны из сада – в этом году уродились на славу. Куда же их девать? Хоть часть садовнику отдать, пускай забирает. Хлоя, устроившись на табуретке, вынимала из конвертов рождественские открытки, Зеро жался к ее ногам.
– А это еще кто? – Хлоя поднесла к глазам фотографию: трое веселых белобрысых мальчишек в джинсах и синих рубашках. – Смахивают на сектантов.
– Сыновья твоей двоюродной сестры. – Джон забрал у нее фото. – Дети Хейли, славные ребята.
– Славные, кто бы спорил.
– И умные к тому же. – В гостях у них все трое вели себя хорошо, а младший визжал от смеха, когда Джон его кружил вниз головой.
Линда тогда умоляла, едва не плача: отпусти ребенка! Чуть что, сразу волнуется. Ему же нравится! – уверял Джон. И был прав – когда он поставил малыша на ноги, румяного, ошалевшего, тот попросил: еще!
Спустилась Саша – лицо влажное, подбородок поблескивает, намазанный каким-то желтоватым лосьоном. Сонная, недовольная, в одежде с чужого плеча – тренировочные штаны, толстовка с эмблемой колледжа, где училась Хлоя. С Сэмом Линда созванивается каждый день, с Хлоей тоже, и видятся они часто, а Саша не была дома с марта. Джон видел, Линда так и сияет – рада, что дети здесь, под одной крышей.
Джон предложил: не пора ли выпить?
– Все будут? Давайте белого.
– Что будем слушать? – Сэм ткнул пальцем в планшет: – Мама? Выбирай песню.
– Что-нибудь рождественское, – попросила Хлоя. – Найди рождественскую станцию.
Сэм будто не слышал.
– Мама?
– А мне нравился лазерный проигрыватель, – сказала Линда. – Я к нему привыкла.
– А здесь у тебя будет и вся музыка с дисков, и много чего еще, – нахваливал Сэм. – Все что захочешь.
– Да
Взревела реклама.
– Если оформишь подписку, – пустился объяснять Сэм, – никакой рекламы не будет.
– Да ну, – сказала Саша, – не станут они с этим возиться.
Сэм надулся, убавил громкость и молча уткнулся в планшет. Линда сказала: мне нравится колонка, спасибо, что настроил, вон сколько места на кухне освободилось, а вот и ужин готов, выключаем музыку.
Хлоя накрыла на стол: бумажные салфетки, матовые бокалы. Надо бы мастера вызвать, подумал Джон, что-то посудомойка барахлит – плохо спускает, посуда не моется, а квасится в теплой воде с объедками. Линда во главе стола, дети на своих местах. Джон осушил бокал. С тех пор как Линда бросила пить – на время, ради эксперимента, – ему казалось, что он стал пить больше.
Саша выудила из миски листик салата и принялась жевать.
– Погоди, – остановил ее Джон.
– А что?
– Надо помолиться.
Саша скривилась.
– Давайте я прочту, – вызвался Сэм. И прикрыл глаза, склонил голову.
Джон поднял взгляд – Саша что-то набирала в телефоне. Выхватить бы у нее эту штуку да растоптать, так ведь нет, надо держать себя в руках, а то Линда разозлится, все перессорятся. Как же легко все испортить! Джон долил себе вина, положил макарон. Хлоя то и дело лезла под стол, скармливала Зеро кусочки курицы-гриль.
Саша поковыряла вилкой макароны.
– Там сыр? – И, как назло, даже не попробовала, на тарелке у нее лежали только влажные листики салата и ошметки курицы. Она поднесла к носу стакан с водой: – Чем-то воняет.
Линда округлила глаза.
– Ну возьми другой.
– Понюхай. – Саша протянула Хлое свой стакан. – Чуешь?
– Возьми другой. – Линда выхватила у нее стакан. – Давай заменю.
– Нет-нет, я сама, не надо.
Когда дети были маленькие, ужинали они сосисками или спагетти, детям наливали по стакану молока. Линда потягивала белое вино со льдом, Джон тоже сидел с бокалом, то прислушиваясь к общей беседе, то отключаясь. Дети ссорились, Хлоя пинала под столом Сэма, Саше все казалось, будто Сэм нарочно на нее дышит: «Мама, скажи Сэму, чтоб не дышал на меня. Скажи. Сэму. Хватит. На меня. Дышать». До чего же легко возникает завеса между ним и этими людьми, его близкими, – он видит их будто сквозь уютный туман, черты их сглаживаются, так ему проще их любить.
– Жаль, Эндрю не смог приехать, – вздохнула Линда.
Саша пожала плечами:
– На Рождество ему все равно улетать, к нему сын приезжает.
– Хотелось бы все-таки с ним познакомиться.
– Что это с Зеро? – встрепенулась Хлоя. – Смотрите!
У пса под носом кусок курицы, а он на нее и не глядит.
– Он у нас теперь киборг, – сказала Саша.
– Может, он ее не видит? – предположила Хлоя. – Вдруг он ослеп?
– Со стола ничего ему не давай, – нахмурился Джон.