Para Bellum
Шрифт:
– Самое дорогое для нас – время, а его остается катастрофически мало.
Эйтингон увидел, как Вождь вдруг опёрся спиной на стену. Потом ноги безвольно подогнулись, и Сталин стал валиться на пол лицом вперёд. Генерал успел подхватить обмякшее тело. И тут же Хозяин открыл глаза:
– Что происходит? Почему вы меня облапили, как солдат девку?
Он высвободился, встал на ноги, всё ещё чуть пошатываясь, жестом остановил попытку приближённого объяснить ситуацию.
– …м… мать, – старательно выговорил Вождь. – Вовси это называет трепетание предсердия. Обещает, что однажды либо мозги взорвутся, либо сердце.
Террорист и боевик, способный расстрелять семерых
– Не вздумайте кому бы то ни было рассказать об этом, – предупредил Сталин. – Сейчас не время. – И повторил про себя: «Самое дорогое – время, а его остаётся так мало».
Подготовка секретной встречи высокопоставленного немецкого разведчика и командующего фронтом – дело тонкое. Необходимо определить место, обеспечивающее не только тайну, но и безопасность договаривающихся сторон, и определённый комфорт, соответствующий рангу. Следует отобрать обслугу. Все эти хлопоты, естественно, легли на плечи Валерия Хачиковича Габрильянца. Он показал себя прекрасным организатором. Переговоры решил провести днём, в шестнадцать часов, в доме Лейзера Мордховича Заменхофа. С одной стороны, забавно было посмотреть, как высокопоставленный нацист будет себя вести в доме чистокровного еврея, да ещё знаменитого на весь мир. Он уже представлял, как будет объяснять визитёру: «Как, герр Пикенброк, вы не знаете, кто такой Лейзер Заменхоф? Он же создатель международного языка эсперанто. В этот музей поклонники едут не только из Европы, но и из Азии, Америки и даже Австралии. Кстати, он очень удачно расположен с точки зрения конспирации – подходы легко контролировать. Опять же, там, где ежедневно бывают десятки людей, легко затеряются следы ещё двоих. Да и высокие договаривающиеся стороны смогут объяснить, в случае необходимости, что заглянули в мемориал из чистого любопытства».
Особо доверенные оперативники ещё с вечера обложат строение кольцом. Конечно, каждая группа получит свою, никак не связанную с эсперантской святыней, цель. В самом здании кроме абверовца и Маркова будет присутствовать только смазливая официанточка. Начальник контрразведки привезёт арийского гостя и будет ждать окончания переговоров в машине у входа.
Вроде бы всё готово. Можно начинать.
Марков сам заехал к начальнику контрразведки фронта в «Избу скарбову».
– Предупредите этого вашего Пикенброка или как его там – встреча переносится ровно на две недели. На первое июня.
– Извините, товарищ генерал-полковник, – взвился Габрильянц. – В разведке так не делается. Я не могу вертеть подолом, как кокетливая девица, мол, свидание сегодня, ах, нет, сегодня у меня голова болит и вообще я ещё девочка, давайте через полмесяца… Мы показываем себя не как серьёзные партнеры.
– А я для нацистов вообще не партнёр, – отрезал комфронтом. – О переговорах просит он, значит, для чего-то это потребовалось германцам. Гитлеру, абверу, вермахту – для меня разницы нет. Есть что предложить, так и быть, послушаем. Тогда, когда это удобно нам. Дата не обсуждается. Откажутся, значит, не сильно им и хочется. О результате согласования даты доложите сразу же.
– О, звезда очей моих, – шептал Валерий Хачикович в трубку. – Мне очень неприятно это сообщать, но возникла проблема. Жених не хочет идти на свидание вовремя.
– Вы назначаете
Линия, по которой велась беседа, была защищена от прослушивания посторонними. Но оба чекиста знали, что полной гарантии не может дать никто, потому старательно маскировали информацию разнообразным словесным мусором.
– Ради вашей небесной улыбки я готов организовать встречу не только с мужчиной, но даже с самим Сатаной. Но я не вытерплю целых две, таких долгих, недели. Вино уже налито, музыка обеспечена. А любовь откладывается. Я убеждён, что решение принял не сам фраер. Если вам, царица цариц, это неведомо, так немцы и евреи называют новобрачного. Он закапризничал после возвращения от строгого папы.
– Я обязательно приму к сведению всё, что вы мне сказали, – проворковала секретарша. – Боюсь, у нас с вами небогатый выбор. Страсть нельзя пытаться задушить, свидание должно состояться. Лучше позже, чем никогда.
Выслушав секретаршу, Берия задумался.
– Я не могу понять Кобу, – пожаловался он. – Этот хитрый лис знает очень много. Надеюсь, не всё, но лучше бы ему было известно меньше. И он тянет время, ведёт игру. С письмом фюрера – это был сильный ход. Камерад Ойген так до конца и не поверил, что бумаги были переданы Сталину из рук в руки, и наши отношения на текущий момент сильно омрачены. В результате уходит время, а его у нас мало.
Если Габрильянц прав, Марков сделал единственный ход, на который я не рассчитывал: он тупо доложил о предстоящей встрече с Пикенброком Хозяину. Любой умный человек понял бы, что это самоубийство. А этот идиот поступил по уставу. И что теперь делать?
– Во-первых, свидание всё равно следует провести, – чуть растягивая слова, проговорила Мамиашвили. – Если я правильно осведомлена, одна из ваших сексуально проверенных лейтенантих будет писать всю беседу? Она должна всё проделать скрытно, это трудно. В результате может получиться некачественный звук, обрывы фраз, и о содержании придётся только догадываться. Приличные техники сумеют отобрать такие фрагменты…
– Всегда говорил, – ухмыльнулся Лаврентий Павлович, – что вы – совершенство. Два в одной – изысканная красота и непревзойдённый ум…
Грузинка холодно улыбнулась:
– Когда я слышу такие комплименты из ваших уст, я понимаю, что умру молодой.
Нарком НКВД всплеснул руками:
– Как вы можете говорить такое! Я охотнее лишился бы любой части тела, чем расстался с вами.
По гримаске красавицы было видно, что она с трудом проглотила готовую сорваться с языка колкость.
– Кстати, о частях тела и о птичках, – добавила секретарша. – Вы планировали акцию с девицей генерала.
– Да, – осторожно согласился Берия и замолк, ожидая продолжения.
– Было бы хорошо, если бы она оказалась в Белостоке в тот день, когда Марков встретится с Пикенброком. Тогда можно было бы заставить полководца отчитываться о переговорах так, как удобно нам.
Нарком протёр стекла пенсне и попросил:
– Вызовите Саркисова. Или просто передайте ему, чтобы сдвинул срок акции на две недели.
Через десять дней Елена возвращалась домой из института. По Авиамоторной решила пройтись пешком. Сиреневые сумерки последнего майского дня, полное безветрие. Новенькая лакированная листва на деревьях вдоль проезжей части улицы не шевельнётся. Изредка прошелестит шинами автобус или легковушка. Хотелось думать о добром – о любви, о близком и неминуемом счастье. Только не о неотвратимо приближающейся сессии.