Para bellum
Шрифт:
Но главное это гигант Dornier Do X.
Последний генсеку приглянулся еще до того, как был построен и даже взлетел. Все-таки 54 тонны взлетной массы в 1929 году для летательного аппарата тяжелее воздуха — это невероятно много. Да, не самый эффективный аппарат. Но свои 5 тонн полезной нагрузки он нес аж на 1700 км, позволяя брать на борт до 150 человек.
В оригинальной истории самолет, как говорится, «не взлетел». Не нашел своей ниши. Грянувшая Великая Депрессия похоронила под собой очень многие предприятия, конструкции и идеи не потому, что они были плохи, а потому, что в сложные годы как правило выживают прежде всего «серые мышки». То есть, неприхотливые, невзрачные решения максимальной адаптивности
Здесь же… иметь под рукой такой агрегат Михаил Васильевич очень хотел. Благо, что задач для него можно было найти вагон и маленькую тележку. Как в военной сфере, так и в гражданской. Понятно, не тысячи, но десятки, может быть даже сотни аппаратов очень даже пригодились бы…
Работы над И-3, кстати, происходили под большим впечатлением от скандала вокруг И-2. Стеклопластик, из которого его изготовили, действительно имел куда лучшие эксплуатационные качества, чем дюралевые сплавы[3]. Но… после первого пробного обстрела планера выяснялась неприятная особенность — он очень плохо ремонтировался. Точнее дырки эти можно было заполнить смесью из стекловолокна и эпоксидной смолы. Но прочность поврежденных участков резко снижалась, ведь волокна располагались компактно, клубком, а не расползались широким полем. Вылетать такие пробки не вылетали. Но две-три такие пробки рядом серьезно ослабляли конструкцию и могли привести к трагедии.
Дюралюминиевый же корпус позволял заменить кусок обшивки без утраты ее качеств. Он ведь на заклепках собирался. Высверлил. Приложил новый кусок обшивки. Приклепал. И все…
Так что, после долгих дебатов комиссия пришла к выводу — из стеклопластика строить планеры самолетов только для гражданского использования. То есть, такие, которые не должны подвергаться регулярному пушечно-пулеметному обстрелу с последующим ремонтом. Ну или сверхлегкие, максимально требовательные к массе. А И-2 стали переделывать в дюрале. Заодно лихорадочно работая над повышением мощности двигателя, которого теперь ему не хватало. Благо, что компания Pratt Whitney к концу 1929 года уже полностью переселилась в Союз. Целиком. И оборудование вывезла, какое смогла, и людей, и все свои наработки, и не только свои. Так что двухрядную звезд на базе своего двигателя R-1340 Wasp они уже «пилили» со всем возможным радением…
Все эти истории с самолетами, равно как и «зенитные» страсти, привели к ряду изменений в системе вооружений. Старого патрона 20x70RB Becker больше не хватало, как в оригинале, так и в 13-мм версии для закрытия всего спектра задач. Поэтому его оставили для авиации, равно как и 13х80RB. Да невысокая баллистика, но там и дальности были скромными. Зато оружие получалось легким, имело скромный импульс отдачи и возможность в том же весе взять несколько больший боекомплект.
Вместе с тем компания Mauser, активы которой к концу 1929 года уже на 59 % находились в Союзе, разработала увеличенные версии указанных боеприпасов. А именно 13х100RB с баллистикой и энергетикой плюс-минус эквивалентной знаменитому.50 BMG, и 20х138RB. Ну и занялась конструированием оружия под эти задачи. Точнее не конструирования, а доведения существующих образцов, основанных на базе знаменитого Oerlikon.
Почему Фрунзе так прицепился к эрликонам? Почему не взял те же «браунинги[4]», благо, что обстоятельства позволяли? Потому как оружие это было крайне интересное. Свободный затвор с опережающим накалыванием капсюля, из-за чего ощутимо смягчался и удар затвора в крайнем переднем положении, и сила, с которой затвор отбрасывало назад. Фишка конструкции заключалась в простоте, дешевизне и технологичности.
Потом же, после завершения этих проектов, компании Mauser предстояло засесть за разработку 20-мм шестиствольного «гатлинга» с электрическим приводом. В качестве перспективной малокалиберной зениткой установки. Сразу под 20x138RB.
Где-то «на горизонте» еще болтался Карл Гаст со своей конструкцией. Но пока у него не получалось получить что-то вменяемое под патрон сильнее 13х80RB. Да и то работало неуверенно, нестабильно с частыми поломками механизма. Кроме того, нередко шло распатронивание выстрелов, а создавать отдельные боеприпасы под них не хотелось. Но Фрунзе его все равно финансировал, в надежде на успех, держа в уме автоматические пушки Грязева и Шипунова как факт того, что перспективы есть.
Компания же Rheinmetall, которая всеми правдами и неправдами перебиралась в Союз из французской зоны оккупации, трудилась над 40-мм автоматом под патрон 40x365mmR по схеме Бофорса. Тот уже был готов во всем, кроме механизма подачи, будучи, по сути, несколько доведенной версией 57-мм полуавтоматического шведского же орудия Finspang аж конца 19 века. Так что «скомуниздить» его не представлялось какой-либо трудностью, тем более, что у Rheinmetall была своя доля в компании Bofors.
Короткий ход ствола в зенитных и универсальных орудиях был очень долгоиграющим и перспективным трендом. Более того — он вполне подходил для масштабирования. Именно он использовался как на 37-мм 61-К, являвшейся вариацией оригинального Бофорса, так и на таких мастодонтах, как 100-мм автомат А-190. На последнем, понятное дело, сходство оставалось только на уровне принципов и идей, но разве это что-то меняло? Да и 57-мм семейство С-60 — одного из самых массовых зенитных автоматов послевоенного СССР тоже к этой технологической ветке относилось.
Rheinmetall был в Союзе всецело сосредоточен на автоматической артиллерии. Пока на 40-мм, но вообще Фрунзе очень хотел увидеть отработанную 102-мм/60 пушку Обуховского завода образца 1909 года в автоматическом варианте. По компоновочной схеме А-190. Понятно — не быстро. Понятно — не сразу. Понятно — без современной электромеханической начинки. Но преимущество, которое бы давало 102-мм длинноствольная пушка, например, в нише универсальной корабельной артиллерии было сложно переоценить. В сочетании с радиовзрывателями такой 102-мм автомат открывал новые горизонты огневой эффективности для корабельной зенитной артиллерии…
— Часто падают? — спросил Фрунзе, наблюдая за тем, как И-3 в очередной раз не смог сесть на палубу.
— Один. — мрачно ответил вице-адмирал, командующий всем этим безобразием.
— Всего один? — удивился генсек. — Я думал вы утопили как минимум пять самолетов.
— Осторожничаем.
— Темните.
— Три упало, — заметил его зам. — Но мы два уже восстановили.
— Ну и зачем вы врете? — нахмурившись спросил генсек у вице-адмирала.
— Так это…
— Что это?
— Не верно вас понял, товарищ генсек. Вот, не подумав, и ответил глупость. — сказал, а сам на своего зама скосился с очень нехорошим и многообещающим взглядом.
— Устали.
— Устал, товарищ генсек. Вот иной раз язык и заплетается.
— Тогда вот что. Отдохните. Месячишко-другое. Сколько потребуется. Дело то важное. Здесь лишний раз ошибаться нельзя.
— А…
— Что-то не понятно?
— А дела кто будет вести? — как-то растерялся вице-адмирал.
— Вот зам ваш и будет. Заодно посмотрим, насколько толковое пополнение вы вырастили.