Парад скелетов
Шрифт:
Я почувствовал, что опять начинаю терять его. Зря упомянул о деконструкционизме.
– Это выглядит вот так, – быстро добавил я. – Она поняла ограниченную способность своих рук, глаз, видения и окружила свои работы интеллектуальным ореолом, которого там, в действительности, нет и в помине.
Он так и остается корреспондентом из новостей, но, похоже, кое-что сумел уловить. И тут он меня удивил тем, что укусил в ответ.
– То же самое можно сказать и про ваши работы, со всеми их «толкованиями», – он поразил меня, употребив это слово, – сопровождающими каждую выставку.
– Да, – снова пошел я на уступку. –
– Это очень напоминает высказывания Хайдеггера, работы которого вдохновляют и Лорен Рид, – заметил он с удивительной проницательностью – удивительной для него, конечно.
– Уверяю вас, я не разделяю ее точку зрения, как и она точку зрения Хайдеггера, как бы красноречиво она не заявляла об обратном, – объявил я ему.
После этого он, наконец-то, заткнулся. Мы взялись за литье.
Бронза заполнила форму, и еще до того, как она остыла, он ринулся к своей сумке за камерой.
– Нет, – твердо сказал я ему. – Никаких фотографий. Как я вам уже сказал, эти лица – мои наброски. Если они сумеют вдохновить меня на создание новой семьи в мою серию, то их увидит весь мир. А до тех пор они не будут выставляться.
Он попытался подействовать на мое эго, сказав, что мир искусства заслуживает того, чтобы увидеть эти «удивительные творения» сейчас, даже в нынешней форме. Он был несомненно прав. Но я вывернулся, сказав, что мне нет нужды производить впечатление на разных знатоков.
– Керри помогала вам в работе над ними? – спросил он, впервые за день упомянув ее имя.
– Нет, никто еще с ними не работал. Их еще никто не видел.
Он оторвал глаза от своего блокнота и спросил, что я думаю о ее работах. Я не мог в это поверить. В середине интервью о моем искусстве спрашивают мое мнение о какой-то студенческой чепухе.
– Я их никогда не видел, – ответил я с неподдельным безразличием, которое и испытывал в тот момент.
Он заглянул в блокнот и задал мне очередной докучный вопрос о лицах:
– Почему вы показали мне эти новые лица?
Его собственное лицо при этом оставалось бесстрастным. Я подумал, что он хороший игрок в покер.
– Потому что вы пишете книгу. Я хочу, чтобы вы видели все мои работы, мои самые последние произведения, которые вполне могут оказаться лучшими из того, что я делаю за свою жизнь.
Я не верил в это ни на минуту, но надо как-то подсластить ответ.
Он, нахмурившись, заглянул в блокнот и захлопнул его. Дело кончено. Я чувствовал, что именно это он сейчас и скажет. Он уедет, и я больше его не увижу. Я отчаянно пытался найти какую-нибудь зацепку, чтобы объяснить свои нападки на Лорен Рид и других скульпторов. Очевидно, это было заметно со стороны.
Хорошо покормил Бриллиантовую девочку и Ее Светлость, мясо с картошкой и спаржей. Ее Светлость засветилась, увидев свою тарелку, но я не собирался польстить ей. Я уже видел, как Бриллиантовая девочка делилась с ней своей порцией. Не хочу, чтобы она теряла хотя бы унцию своей сочной плоти ради Ее Светлости.
Они легко добились физической фамильярности атлетов, делящих между собой раздевалку.
– Как погляжу, вы тут счастливы вдвоем, – заметил я с беспокойством, которое смогла уловить только Бриллиантовая девочка.
– А как же, – ответила Ее Светлость довольно убедительно. Слишком убедительно, чтобы ей можно было верить. Чуть-чуть... натянуто.
У Бриллиантовой девочки план был более тонкий. Она притянула к себе Ее Светлость, поцеловала ее сзади в шею, но при этом не сводила с меня взгляда. На какое-то мгновение Бриллиантовая девочка высунула кончик языка и только тогда сказала, что им нужно бы помыться.
– Я принесу вам воду и мыло.
Они мылись, а я наблюдал за этим действом на мониторе. Ее Светлость изображала саму скромность. Про Бриллиантовую девочку такого не скажешь. Она и раньше во время мытья проделывала со мной подобные фокусы. Каскад поз. Во всем этом было уже кое-что знакомое, но я с волнением наблюдал за действом.
И вот только тогда, во время блаженства после оргазма, я вспомнил о том, что сказал Пустозвону о работах Ее Светлости. В животе у меня все сжалось. В полном смысле слова меня передернуло. Я сказал, что никто никогда не видел их. А ведь в первый раз, когда он пришел сюда, я назвал эти работы многообещающими.
Я с трудом восстановил дыхание. Это всего лишь маленькое противоречие, которое Пустозвон, скорее всего, и не уловил. Даже если он заметил это, я всегда могу сослаться на напряжение во время отливки. Но тот факт, что я позаботился о правильной расстановке мельчайших деталей, во много раз увеличивает мою маленькую оплошность. Я отрепетировал свою речь перед шерифом, знал ее назубок, как опытный актер знает свою роль. Затем я намекнул на ее интерес к шахтам, понимая, что нужна ниточка, которая увела бы их от моих владений. Я не сомневался, что как только они найдут ее велосипед, они подумают о похищении. Тогда я проговорился о ее ухажере. Они стали думать о нем. Да. Все это было так великолепно построено, уводило их все дальше и дальше отсюда. Перевело их мысли на шоссе, карты. К тем линиям, что пересекают весь штат Юта и уходят за его пределы, подальше от меня, от истинного места пребывания девушки. Прекрасно... Прекрасно!.. Прекрасно!.. И вот маленькая ошибка. И все же она меня беспокоит. Маленькая пылинка заставляет глаз слезиться, а если твоя слеза достаточно большая, то мир начинает расплываться. Когда мир художника теряет ясные очертания, художник может оказаться слепым.
Глава восемнадцатая
Лорен лежала под простыней, все еще закрыв глаза. Она желала отмахнуться от забот наступающего дня, точно так же, как до этого смыла следы прошедшей ночи. Она чувствовала рядом тело Рая. Дар его присутствия. Именно так она теперь думала о нем. Сюрприз для одиночества ее тела. Он лежал на боку, отвернувшись от нее. Прекрасная поза, чтобы разглядеть его плечи. Ее взгляд ожил, остановившись на его гладкой загорелой коже. После того как она два дня предавалась любви, сон ее был глубоким. Она не ощущала ни капельки вины за то, что ей так хорошо в то время, как Керри так и не могут найти.