Парад теней
Шрифт:
— Ты — замечательная артистка, Даша, — убежденно сказал Константин.
— Певица, — поправила она, усаживаясь рядом.
— Певицы — в Большом театре, — не согласился он. — А ты — артистка. От первородного понятия арт — художество.
— Каким ты был, таким ты и остался, — максаковским голосом спела Даша и рассмеялась. — Но не орел степной и не казак лихой. Начитанный мальчик из интеллигентной семьи. Даже пятнадцать лет плебейского футбола этого мальчика выбить из тебя не смогли. Как папа с мамой, Костя?
— Ты же знаешь, они семь лет назад в Ялту переехали.
— Вот ведь несчастные. А ты им вернуться не поможешь?
— Если бы не отцовская астма, разве они из Москвы уехали бы?
— У кого астма? — всполошенно спросил хриплым голосом проснувшийся Михаил Семенович.
— Ты спи, спи. Не у тебя, — успокоила его Даша.
— Да не хочу я спать! — возмутился Кобрин. — Выпьем, а?
— Если только посошок на дорожку, — без энтузиазма согласилась Даша, а Константин попросил у энергичного после краткого оздоровительного сна Мишани:
— Дай мне эту пленку на день. Переписать.
Михаил Семенович бурно подхватился, подскочил к видеомагнитофону, выщелкнул кассету и протянул ее Константину:
— Бери. Дарю. Такого говна у нас навалом.
— Чего, чего?! — грозно не поняла Даша.
— Навалом у нас кассет с записью твоих концертов, — поспешно поправился деловой Михаил Семенович. — А ты у нас одна, золотце наше!
— Доиграешься, Миша. Обижусь, — предупредила она. — Который час?
— Девять, — откликнулся первым продюсер. — Двадцать один ноль-ноль.
— Пора. — Даша встала и попросила Константина. — Поедем ко мне, Костя?
— Восстановление и скрепление по новой брачных уз! — возликовал Михаил Семенович.
— Балбес. Мне просто ужасно не хочется быть одной за городом.
— А где Берта Григорьевна? — удивился Михаил Семенович.
— Берта Григорьевна — баба. А Костя — мужик, защитник.
— Сирых и обездоленных, — дополнил Константин и согласился: — Поехали, Даша.
— Я вас провожу. Самолично довезу. Развеяться мне надо.
— За рулем? — с опаской осведомился Константин.
— Да ты что? Я за баранкой лет пять как не сижу, — с гордостью сообщил продюсер.
Ехали через центр. По опустевшим к ночи московским улицам катить одно удовольствие. Редко задерживаясь на светофорах, «линкольн» по Комсомольскому, по набережной, по бульварам выкатил к Сретенке и, миновав проспект Мира, набрал приличную скорость. Настоящая Москва кончилась, и в поздних сумерках смотреть было не на что. Поэтому и заговорили. До разговора было время подумать, и Константин спросил всерьез:
— Сколько у тебя подопечных, Миша, в раскрутке?
— Что считать раскруткой, — оживленно обернул ся к нему Михаил Семенович. — Раскручиваю ли я Дарью? Ее уже года четыре, как раскручивать нет необходимости. — С ходу пошутил: — Ее скоро скручивать придется! — И быстро, чтобы не перебили: — А раскручиваю я молодых — Владлена, Олега Хазарцева, Марфу, Элеонору Белл и Петра Заева.
— Все на слуху, — понял Константин. — Вполне возможно продолжение
— Ты о чем?
— Да все о том же, Мишаня. Раз, два, три, четыре, пять. Вышел зайчик погулять.
— Типун тебе на язык! — злобно пожелал встревожившийся Кобрин.
Миновали Мытищи, поворот на Калининград, мост над Ярославкой и свернули направо. Королевское хозяйство, переезд через пути, еще направо и вскоре налево. Мост через Клязьму, Старые Горки…
— Знакомые места! — обрадовался Константин и тут же огорчился: — Но нынче, как я понимаю, не особо престижные. Почему не Николина Гора, Жуковка или Красная Пахра? А, Даша?
— В стаде быть не желаю.
Одновременно со звонкой трескотней в машину ворвался частый молоточный стук. Даша с Костей еще ничего не поняли, а Михаил Семенович понял все. Он молниеносно упал, сложившись в мелкий комочек, на пол и тонко-тонко прокричал шоферу:
— Гони, Славик, гони!
Вторая автоматная очередь успела достать «линкольн» с другой стороны. Достать, но не более: могучая машина бешено рванула и ушла от автоматчиков за поворот. Кобрин спросил снизу:
— Все целы?
Славик яростно вел машину. Костя и Даша в ужасе смотрели друг на друга. Не отводя глаз от несчастного Дашиного лица, Константин успокоил Михаила Семеновича:
— Все.
Славик знал дорогу. Покрутившись в узких проулках Новых Горок, «линкольн» подъехал к двухэтажной, под швейцарское шале, даче из темно-красного кирпича. Ворота, слава богу, были открыты. Славик подогнал автомобиль вплотную к освещенному, под фундаментальной крышей крыльцу. Видимо, услышав шум мотора и узнав его, на крыльце объявилась яркая пышная еврейка и по русскому обычаю напевно пригласила долгожданных гостей в дом:
— Добро пожаловать, родные мои!
Но ее родные пока не собирались жаловать. Они приходили в себя в салоне автомобиля, ибо двигаться не было сил.
— Где же твои охранники, Миша? — спросил, наконец, Константин.
— Охранники наши — только Дашиных поклонников отгонять, — пояснил Миша. — Если нас всерьез захотят пришить, никакие охранники не спасут.
— Значит, сейчас все было не всерьез?
— А черт его знает. Даша, телефон работает?
— Вчера во всяком случае работал, — произнесла свои первые после автоматных очередей слова Дарья.
— Тогда в дом, — приказал Михаил Семенович.
Патрульную машину с Первомайки принимал Михаил Семенович. Он вместе с лейтенантом, младшим лейтенантом и сержантом-водителем ходили вокруг «линкольна», освещенного подъездным фонарем и фарами милицейского «газика», и считали пробоины в элегантной металлической шкуре американского средства передвижения. Насчитали двенадцать дырок. Семь с одной стороны и пять — с другой.
— Хорошо, что не тринадцать, — почему-то сказал лейтенант, пытаясь засунуть мизинец в ближайшую к нему пробоину. Не удалось. Тогда он этим же мизинцем задумчиво почесал щеку и принял решение: — Протокол будем составлять. Снимем со всех вас показания.