Парадигматик
Шрифт:
– Вы разве не можете просто сделать так, чтобы он вернулся к жизни, без всяких «но»? То, что я слышал о вас…
– Мы о вас тоже кое-что слышали, дорогушечка, да не в этом дело, что кто о ком слышал. Можем-то можем, только есть определенные эстетические принципы, которые не позволяют нам… Короче, просто все вернуть, как было, не выйдет. А если попросите еще раз, я превращу вас в лягушку; всосано?.. Есть еще вариант - он воскреснет, но лишится напрочь своего таланта, все останутся довольны, и никто больше от близких причин не погибнет. Устроит?
– Ни в коем случае, – взволнованно ответил человек с молотком. –
– Вы, смотрю, о себе высокого мнения, дорогушечка. Выбирайте тогда, кто умрет вместо него.
– Хорошо, хорошо, пусть умрет какой-нибудь бездомный, нищий, покинутый всеми, никем не понятый и стареющий уже человек.
– Только учтите, обмен обязательно будет равнозначен для всех во всех отношениях.
– Да, хорошо, хорошо, хорошо… – стал бормотать, будто в ответ на какие-то свои мысли, а не на слова «черного плаща», человек с молотком. – Только верните его к жизни, верните его таким, какой он был до беседы с… с этой тварью.
Больная собака подняла на него глаза при этих словах и смотрела долго, не мигая. Самое настоящее страдание, горе отвергнутой домашней собаки читалось в ее больших гноящихся глазах.
Человек в черном обратился к ней:– Ну, давай воскрешай его!
– Я?! – встрепенулась собака.
– Ну не я же! Ты заварила, ты и расхлебывай.
– Но ведь вы только что…
– Давай не болтай, воскрешай, быстро! И оставь ему немного ожогов и ушибов, чтобы все было правдоподобно!
Собака предпочла послушаться, она махнула хвостом, и…– Что вы здесь делаете?! Террористы, сатанисты! Вон отсюда, – закричал композитор истерично, глядя на столпившихся людей в штатском, и встал с пола.
Люди в штатском опускали пистолеты, некоторые даже роняли их на пол, раскрывали рты и выпучивали глаза.
– Только еще одна деталь, – сказал, ни к кому не обращаясь, человек в черном. – Работу нужно делать чистецки. Поэтому вы, дорогушечка, – обратился он к человеку с молотком, - будьте добры попросить уважаемого композитора проследовать в окно, желательно, с разбегу, чтобы долететь до травяной лужайки, а еще втолкуйте ему, что не мешало бы забыть о случившемся… то же самое, в смысле, забыть, посоветуйте этим господам, - он показал на людей в штатском.
– Они здесь никого не обнаружили, так что пусть уходят… да, и чтобы оружие свое забрали, а то побросали, как дети малые, как будто воскрешенных людей никогда не видели, ей богу!
Человек с молотком послушно исполнил распоряжение, так что композитор разбежался и выпрыгнул в окно, а люди в штатском подобрали оружие и ушли из квартиры.
– Ну все? Порукасто, и я пошел пить пиво? – обратился человек в черном к человеку с молотком.
– Нет, подождите! Вы нужны мне не за этим; композитор – это случайность, мы просто немного не успели. Я просил Диму, чтобы он позвал вас для другого. Помогите мне, пожалуйста, отправить эту… – он сморщился и бросил взгляд на собаку, – на ее законное место, в коляску на площадке недостроенного дома.
Человек в черном некоторое время неподвижно стоял, по-видимому, присматриваясь к больной собаке, потом щелкнул языком и сказал:
– А!…
Собака вдруг ощутила, что невидимые цепи, которые сковывали ее движения, исчезли. Она сразу же выхватила откуда-то из-под мышки пистолет-пулемет и всадила пол-обоймы в черного господина. Он отлетел в глубь прихожей, застонал и воскликнул с чувством: «Все кончено!..»
Человек с молотком бросился к собаке, но она прицелилась ему в голову и крикнула: «Эй, эй!», и он остановился. «Брось молоток, только не в меня», – сказал собака одновременно с возгласом из прихожей: «Дайте мне попрощаться с землей».
Человек с молотком послушно положил свое оружие на пол. Когда он разогнулся, из прихожей раздался душераздирающий стон: «Ну что же, пусть моя смерть ляжет на твою совесть!»
Собака запрыгнула на подоконник и, размахивая пистолетом и облезлым хвостом, закричала со слезами в голосе:
– Ну почему? Почему ты не понимаешь меня?! Почему ты меня так ненавидишь? Что я сделала тебе? Зачем ты преследуешь меня, что тебе от меня нужно? Хватит!..
– собаку перебил, заставив вздрогнуть, громкий крик из прихожей: «Вызываю на дуэль».
– …ну хватит, пожалуйста!
– продолжила она.
– Я уже на грани срыва, я боюсь свихнуться из-за тебя! До чего ты меня довел! У меня уже лапы трясутся! Ну сколько можно издеваться надо мной?
Во время паузы, вторя ее восклицаниям, человек в черном прокричал из прихожей, и в его голосе уже не было слышно боли: «Я совершенно не понимаю… причин такого резкого обращения со мной».
Собака недобро глянула в сторону прихожей, прошлась туда-сюда по подоконнику, держа на прицеле человека, положившего на пол молоток, нервно рассмеялась и заговорила снова. Интонация ее слов фантастически изменилась, теперь это была не жалобная мольба, а злорадная угроза:
– Ну ничего! Я вырасту и тогда покажу тебе! Сладко не покажется! Вот только вырасту, и держись у меня! – последнее слово она прокричала уже налету, выпрыгнув из окна третьего этажа.
Человек, к которому она обращалась, схватил с пола молоток и бросился к окну, но собаку нигде не увидел. Тогда он вернулся в прихожую. Там человек в черном сидел на полу с книгой в руках, а рядом с ним устроился Дима и с интересом заглядывал в книгу. «Извините, не могу больше беседовать, – сказал кот с зеркала, – нам пора», – прочитал человек в черном, закрыл книгу, встал, молча пожал руки своим знакомым и, оставив книгу на полке для головных уборов, вышел из квартиры. Человек с молотком взял книгу и посмотрел заглавие. Это был роман «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова.
– По-моему, ты облажался с этой собакой по полной программе. Ну чего ты испугался ее пистолета? – сказал Дима.
Ответом было:– Почему этот тип в черном сказал «с самим собой вы сами и разбирайтесь»? Он шутил?
– Я вообще ничего такого не слышал, – ответил Дима. – Ты не обращай внимания, все могущественные волшебники странные.
И двое, под завывание милицейских сирен, молча покинули квартиру композитора, разгромленную взрывом - для простых горожан это был именно взрыв, а не чих больной собаки.