Парадокс и контрпарадокс. Новая модель терапии семьи, вовлеченной в шизофреническое взаимодействие
Шрифт:
В день сеанса муж позвонил нам по телефону и сообщил, что жена не придет, что она больна и лежит в постели. Мы тщетно пытались вернуть эту семью, – ошибка оказалась непоправимой.
В других случаях, особенно когда семья производит впечатление не мотивированной, а скорее принужденной прийти к нам по указанию врача, мы используем вмешательство, направленное на усиление кризиса в семье. Эти терапевтические маневры относятся к наиболее трудным и рискованным, поскольку такие семьи бывают тверды в своем решении сообщить нам минимально возможное количество информации о себе.
В качестве примера можно привести случай семьи Вилла. Их направила детский психиатр, в телефонном разговоре сообщившая нам очень немногое.
Во время этой беседы она заявила, что ей было трудно убедить мужа прийти на семейную терапию. Ей удалось это лишь потому, что детский психиатр, лечившая их сына Лилло медикаментозно, отказалась принимать их до тех пор, пока они не побывают на консультации в нашем центре. Мать объяснила, что "болезнь" Лилло началась два года назад, сразу после сильной простуды. Он совершенно изменился: больше не играл ни один, ни с другими детьми. Дома его теперь совершенно не было слышно. Иногда он плакал без причины. Во время еды его приходилось кормить, поскольку за столом он сидел, словно в трансе, не замечая стоящую перед ним пищу. В другие моменты у него без всяких видимых причин бывали вспышки ярости, когда он разбрасывал вокруг себя разные предметы. В этих случаях мать давала ему что-нибудь поесть, и он успокаивался.
На сеансе Лилло выглядел как маленький старичок. У него была желтоватая кожа, торчащий живот, застывшее глуповатое выражение лица. Большую часть сеанса он неподвижно просидел в кресле, ничего не говоря и не отвечая на вопросы.
Родители рассказали терапевтам следующее. Они поженились поздно, познакомившись через католическое брачное агентство. У обоих не было предшествующего сексуального опыта. Они нашли общий язык очень быстро, будучи оба "простыми" и имея одинаковые взгляды. (Слово простые здесь важно, – оно бесконечно повторялось на сеансе.) Их социальный и культурный уровень был весьма низок: у каждого не более пяти классов начальной школы.
Коммуникативные расстройства у обоих впечатляли. Их постоянные возражения и дисквалификации делали контакт практически невозможным. Почти во всех их фразах присутствовали загадочные слова "все равно", оставлявшие задавшего вопрос терапевта в недоумении.
Что касается отношений с собственными родительскими семьями, то возникало впечатление их весьма значительной удаленности от семьи жены, но, с другой стороны, тесной связи с семьей мужа.
Синьор Вилла до 37 лет жил со своей матерью и младшей сестрой, Зитой. В одном с ними трехэтажном доме жили два его брата со своими женами и детьми. Оба брата закончили техническое училище и были материально благополучны.
Нина, жена, была хорошо принята свекровью и золовкой, в основном благодаря своей "простоте". Чтобы устроить жилье для новобрачных, квартиру матери разделили на две части огромным шкафом, поставленным посреди главного коридора. Сначала все шло хорошо, но после смерти матери Зита сразу же начала ссориться с братьями: она хотела продать им унаследованную ею часть дома (за немыслимую цену) и уехать. Нину, неизменно старавшуюся угодить всем и каждому, в ходе одной из семейных ссор Зита обвинила в том, что "все из-за нее". Нина испытала сильнейший моральный шок, а ее негодующий муж не мог взять в толк, как можно столь несправедливо обвинить такую милую и "простую" женщину.
Наконец, благодаря вмешательству друзей, братья согласились выплатить Зите деньги;
Внезапная перемена в Лилло произошла вскоре после замужества Зиты. Наши попытки разобраться, что же случилось непосредственно перед этим, тонули в массе несоответствий. Тем же кончались и наши старания узнать, каковы были первые признаки психоза у Лилло. Однако именно во время этой части сеанса Лилло вставал со своего кресла: он дважды подходил к матери, легонько касаясь ее рта и закрывая ей уши. Он ни разу не приблизился к отцу, сидевшему в дальнем конце комнаты.
При обсуждении сеанса команда терапевтов была единодушна в том, что семья не мотивирована на терапию. Было ясно, что она утаивала от нас важную информацию. Поэтому предложить ей терапию было бы ошибкой. Мы чувствовали, что важно с нашей стороны одновременно указать на необходимость семейной терапии и отказать в ней, подталкивая родителей к тому, чтобы они сами о ней попросили. Но как мы могли это сделать?
Намек терапевтов на то, что в принципе можно было бы переехать жить в другой дом, встретил мощное сопротивление пары, заявившей, что по экономическим причинам это совершенно невозможно. Настаивать было бесполезно. Было ясно, что если бы они могли решиться на переезд, они бы уже это сделали. Но если жизнь в большой семье сопровождалась столькими проблемами, то почему же они не уезжали? Мы не смогли найти лучшего ответа, чем тот, что оба получали что-то важное от жизни в большой семье [24] .
24
Мы сформулировали эту гипотезу на основе предшествующего опыта; подобные ситуации чрезвычайно часто повторяются при работе с семьями детей-психотиков. Мы часто обнаруживали, что родители в таких семьях оказываются пойманы в ловушку двоякой скрытой симметрии: между собой и с неким значимым членом большой семьи, от которого оба, конкурируя, надеялись получить лавровый венок победы, то есть безусловное одобрение (которое, разумеется, никогда никому не доставалось).
Лилло, несомненно, был полностью вовлечен в эту сложную тактическую борьбу Наверняка он получил устную инструкцию быть "хорошим" со своими родственниками и играть с кузенами и кузинами и одновременно невербальное послание держаться от них подальше. Пойманный, таким образов, в двойную ловушку, Лилло выбрал психотический выход; держаться в стороне от всех.
В результате обсуждения мы выработали следующий способ терапевтического вмешательства: дать семье письмо, адресованное направившему ее врачу, с которым у нее была назначена встреча через две недели. Это письмо не должно было быть приватным сообщением, как обычно, а напротив, должно было быть прочтено семье вслух одним из терапевтов, прежде чем опасть в руки отца для передачи доктору. Вот его содержание.