Парадокс Севера
Шрифт:
Наверное, из всех вариантов наказания, Север выбрал самый болезненный.
— Я всегда хорошо относился к обладателям стипендий, — продолжил он. — Мне казалось, уж они-то понимают цену труда. Но… впервые я разочарован.
Опустив взгляд, я уже во второй раз ощутила на себе, каким сильным даром пристыжать обладает этот парень.
Он замолчал. Время шло. Мы сидели в полной тишине, нарушаемой лишь тихим шорканьем по металлу машины. Наклейки оказались цепкие и отходить так просто не собирались. На Севера я не смотрела, лишь иногда чувствовала его взгляд, но упорно
— Север… — слова путались, не желая выстраиваться в нормальные предложения. — Позволь объяснить, — попросила я.
Но он проигнорировал.
Я искоса глянула на него, чтобы понять, услышал ли. Но не увидела на лице ровным счетом ни одной эмоции. Опустила взгляд на руки, сложенные на коленях и произнесла:
— Выпусти меня.
— Зачем?
Господи, с какого времени извинения стали даваться столь сложно?
Я прикрыла глаза и прошептала:
— Хочу ей помочь.
Откинувшись в кресло, Север пригладил волосы, запустив в них обе ладони. После поездки к каналу, они растрепались, придавая ему непривычно разбитной и дерзкий вид, который в сочетании с кожаным салоном автомобиля, делал его больше похожим на рок звезду, а не на ученика элитной академии. А потом ответил:
— Нет.
— Но почему? — возмутилась я, аж подпрыгнув на сидении. — Полчаса назад ты буквально заставлял меня мыть эту чертову машину, а теперь я хочу сделать что-то действительно полезное, но ты не позволяешь!
— Во-первых, — я аж вздрогнула, когда он, повернувшись, произнес это. — Выбирай слова, когда со мной разговариваешь. Я тебе не друг и не очередной дворовый приятель, которым ты можешь крутить на раз два, — он щёлкнул перед моим лицом пальцами. — А во-вторых, я хочу, чтобы запомнила каждую чертову минуту, когда из-за тебя страдает другой человек. И возможно в следующий раз ты будешь думать.
— Но… — попыталась запротестовать я.
— На этом все.
И больше он не сказал ни слова.
Когда машина остановилась у академии, Север приказал: — Иди. Чтобы больше я тебя не видел. — Впервые захотелось подчиниться. Без пререканий.
В комнату я вернулась настолько морально опустошённой, словно не сидела в дорогом автомобиле, а разгружала вагоны с углем.
Ночью толком не спала, ворочаясь с боку на бок. На утро голова раскалывалась. Но на этот раз не от недостатка сна. Все мысли в ней занимал один крайне странный парень.
Глава 20 - Долги надо возвращать
СЕВЕР
— Всем привет! Меня зовут Виктор, и я алкоголик.
— Здравствуй, Виктор!
«Видишь, как просто? — развел я руки в стороны, глядя на Макса, словно говоря: — Твой черед!»
Он показал мне средний палец, скривился как ребенок, в которого силой пытаются запихать горькое лекарство, — хотя, учитывая какой градус обычно потреблял, сравнение было далеко от правды, — и невесело помахал всем в комнате.
— Хай. Меня зовут Макс. — Вздохнул и выдавил через силу: — Да, и я алкоголик.
Под дружное «Привет, Макс!», я провел ладонью по лицу. Господи, академия мне обязана за это доплачивать.
Отец в свое время тягу напрочь отбил.
Мне было пятнадцать, когда я не успел пачку с куревом спрятать. Он тогда ни слова не сказал ни мне, ни матери, только довольно улыбался, глядя как я давлюсь десятой сигаретой подряд. Где-то после двенадцатой, этот момент я уже помнил плохо, меня вывернуло. После этого курить как-то расхотелось. Как и напиваться. Подозревал, поймай он меня, методы будут те же. А то и похуже что.
Лесниченко старший же был полной противоположностью. Иногда казалось, он просто непроходимо глух и слеп. Потому что его сын буквально орал, чтоб на него обратили внимание.
Как маленькие дети, дергают родителей за рукав, как за ниточку колокольчика, постоянно привлекая внимание, он дергал за те нити, на обратных концах которых были привязаны вещи гораздо более серьезные. Те единственные, на которые его родители еще хоть как-то реагировали.
«Мам, пап, я в участке за хранение травки…» — и вот тебя заметили. Ближайшее несколько дней твоё имя точно не будет покидать каждодневных обсуждений за ужином.
«Еще скажи, что тебе водку насильно в глотку заливали…» — и ты на домашнем аресте. К концу недели конечно надоест, зато сколько нервов можно успеть вытрепать.
«Черт побери, этот сопляк снова разбил машину!» — «Так уж вышло, пап», — просто пожимал он плечами, хотя иногда казалось, когда все прочие способы закончатся, закончится и он сам.
Макс словно жил на груди с плакатом «Вы видите, видите меня, черт возьми?», который выжигал собственной кровью. Проблема была в том, что они так и не увидели.
Зато увидел я.
Идиот. Идиот, — повторял я себе после каждой его выходки. Но поздно. Куда теперь от него денешься?
Сдержанно извинившись, я встал и покинул кабинет. Психолог знал, что пришел я за компанию, так что не стал бы говорить против.
«В следующий раз ты пойдешь», — написал я Антону. Тот ответил как обычно немногословно:
«Сам подобрал, сам и таскайся!»
Я ухмыльнулся. Сообщил Максу, чтоб обратно добирался на такси, завел машину и уехал.
Комната в кои-то веки встретила меня тишиной. Макс остался в клинике. Антон не появлялся со вчерашнего вечера. Скорее всего остался у какой-нибудь девчонки. Крутить романы было не в его стиле. Если он и подцеплял кого-то, то забывал их имена уже на следующее утро.
Сбросив куртку и ботинки, я направился в ванную, чтобы смыть с себя запах больницы. Им было пропитано все, и стоило там появиться, он оседал на теле не хуже, чем табачный дым. Я поежился, чувствуя ледяные капли, но спустя пару секунд вода потеплела, и я шагнул под струи, запрокидывая голову. Перебросил намокшие волосы назад, почему-то вспоминая, как мама просила постричься. Я не делал этого со дня ее смерти. Уже три года.