Парадокс в моей голове
Шрифт:
– Нет, я из разряда «понаехали», – оскалилась я, наблюдая, как маменька поменялась в лице, очевидно расстроенная моим ироничным ответом.
– А сколько вам лет?
– Двадцать четыре года и 11 месяцев если быть точной, – бойко отчеканила я.
– Такая молоденькая… У вас с Вадиком почти семь лет разницы… – она бросила на меня испытующий взгляд, заставляя чувствовать не в своей тарелке. – Вы понимаете, что от таких посиделок дома возникают неприятные последствия, которые вряд ли кому-либо будут на руку?
Я оторопела. Прекрасные цветы жизни – они же дети –
Убитая Лада-старушка доставила нас к моему пристанищу на улицу Октября. С видом человека, знающего толк в галантности, Вадик открыл мне дверцу машины, так как та сломалась накануне и открывалась только с наружной стороны. Какой-то мужчина в летах, проходящий мимо с пожилой женщиной, оглядели моего избранника с восхищением. Наверно, они подумали, не перевились на земле русской достойные кавалеры, умеющие искусно ухаживать за дамой.
У подъезда мы страстно поцеловались, и моя рыжая голова осиротела ещё на десяток волос. Я прикинула, через сколько та будет блестеть, как натертая столешница, и какую лучше выбрать тряпку для моего лысого черепа…
Дома я заварила жасминовый чай и устроилась на скрипучем диване. Мобильный светился от пропущенных звонков Лильки и мамы. Я набрала маме, которая огорошила печальным известием.
– Вика в больнице, её положили на сохранение.
– Откуда ты знаешь?
– Паша недавно звонил.
Паша… ненавистный Паша! Он так и не смирился, что я сестра его жены. Но молчание в такой ситуации переходит все мыслимые границы.
– Что с ней стряслось?
– Днём упала в обморок прямо на улице.
– А что с телефоном? Почему мне не сообщила?
– Говорит, когда очнулась на каталке в больнице, обнаружила, что телефона рядом нет. А из всех номеров наизусть знает только Пашин. Потому и позвонила ему.
Моё сердце сжалось. Вдруг она винит меня в случившемся? Вика сильно разнервничалась после нашей встречи. Амбиции и гнев затянули пеленой моё сознание, и я не догадывалась, что подобными выходками доведу сестру до нервного истощения.
Уточнив у мамы адрес, я нагрузилась фруктами и помчалась в больницу на такси. Здание оказалось закрыто. С боем отвоевав у охранника десять минут на посещение, я прошла в палату номером три. При виде меня пузатая девушка поспешно вышла в коридор. Вика лежала с закрытыми глазами, подперев щеку двумя руками, сложенными, как во время молитвы.
– Ты никогда не умела тихо подкрадываться, – открывая припухшие веки, сказала она.
– Сестренка, прости, – переживания за Вику подчинили мой голос себе, и звучал он весьма необычно. – Я вела себя, как упёртый баран!
Прошло несколько дней после нашей встречи, но Вика здорово осунулась. Её бледное, как снег, лицо с выраженной синевой под глазами выглядело страдальчески. Скулы выступали сильнее, чем раньше, а щёки впали, делая нос длиннее.
– Это ты меня прости, – полушёпотом сказала Вика, а в карих глазах зародилась влага. –
Не желая видеть её слез, я отошла и молча уставилась в окно. Тучи обложили свинцом, и на улице накрапывал дождь. Больничная территория выживала в мире темноты, а фонари, точно доблестные слуги Атланта, подпирали столбами угрюмое небо. Вика говорила так мрачно, что мне хотелось разреветься.
– Я освобождаю тебя от обещания. Я думала, вы поладите с Алексом. Он очень чуткий и весёлый человек.
«Да уж, более чуткого человека я не встречала!» – мелькнуло в голове.
– Что за имя такое странное: Алекс? Он что, нерусский?
Вика тихонько засмеялась.
– Это псевдоним. Его настоящее имя Алексей Соболин. Он родился здесь, но до пятнадцати лет рос у тётки в Прибалтике, уж по какой причине не знаю. – («Так вот откуда у него лёгкий акцент иностранца») – Мы вместе танцевали ещё в школе Романовых. Он тогда учился в финансово-экономическом институте, а я была на третьем курсе педагогического. Потом стали выступать на праздниках и получали приглашения на разные танцевальные конкурсы. Позже он арендовал здание и основал свою школу. Получив приглашение на «Игру теней» в Ницце, мы прыгали от счастья, пока я не узнала о своём положении…
Я не нашлась, что ответить, по-прежнему смотря в пустоту прилегающей территории больницы.
– Алекс! Как я рада тебе.
Обернувшись, я увидела алые розы и полный пакет в руках учителя танцев, который сверкнул глазами сперва на меня, а затем с добротой на Вику.
– Моя прекрасная леди, ты сдаёшь позиции… Так дело не пойдёт!
Никак не пойму: то ли я сошла с ума, то ли у него раздвоение личности? Вечные издевки в мой адрес и необузданная нежность к Вике сбивали меня с толку. Кто ты такой, Алексей Соболин?!
– Я пойду, – торопливо сказала я. – Иначе в следующий раз охранник не пропустит. Завтра после работы пулей к тебе. Поправляйся!
Чмокнув сестру, я покинула палату и прикрыла дверь, но так, чтоб подслушать разговор.
– Алекс, ты не поедешь на конкурс в Ниццу?
– Без тебя у меня нет ни единого шанса на победу. Давай не будем об этом. Сейчас главное твоё здоровье!
– Я прошу, попробуй ещё раз предложить Кате начать репетиции. Она способная, правда!
Выслушивать, как Вика упрашивает самодовольного Павлина, было выше моих сил, и я снова вернулась в палату.
– Я здесь случайно не оставляла мобильника? – я притворно осмотрела мебель. – Ой, да вот же он… В кармане провалился.
Голубые глаза Алекса лукаво заблестели. Похоже, обвести его вокруг пальца мне не удалось. Я присела к сестре на корточки и взяла её бледную руку в свою.
– Я не отказываюсь от своих слов… и… выполню обещанное.
Викино лицо просияло, а внутри меня заиграла скрипка душевного равновесия. Покинув стены больницы, я прочитала сообщение Вадима.
«Пушистая, скучаю по тебе. Давай увидимся завтра, я познакомлю тебя с друзьями – любителями погонять.»