Парадокс великого Пта

Жаренов Анатолий Александрович

– Стоп, – сказал полковник.

Заячья губа ошалело смотрел на него. Диомидов потребовал подробностей.

– Словили вы меня, начальник, – огорчился Заячья губа. – Но чего не, того не…

Из дальнейших сбивчивых пояснений Заячьей губы вытекало, что он всегда считал Петьку великим трепачом. И тогдашней его фразе про «ксиву», проданную сапожнику, Заячья губа не придал значения. Кроме того, с точки зрения Заячьей губы этот факт был мелким, не стоящим внимания. Рядовым фактом, одним словом. Потерявшим ко всему

еще свою значимость за давностью времени.

– Ну-с, – сказал Диомидов Ромашову, когда они остались одни. – Как мы будем расценивать эту информацию?

– Во всяком случае, – усмехнулся Ромашов, – пища для умозаключений имеется.

– А по-моему, – заметил Диомидов, – имеется умозаключение. Но его нужно просто обосновать.

– Настоящий Ридашев?

Диомидов кивнул.

– Да, – сказал он. – Мы не интересовались писателем Ридашевым с этой стороны. Теперь, когда нам окончательно ясно, что сам он к беклемишевскому делу непричастен, думаю, можно и поговорить с ним. Мне вообще-то не хотелось тревожить этого человека. Но что поделаешь? Хотя… Хотя давайте-ка свяжемся с паспортным столом. Уточним.

Умозаключение подтвердилось. Два года назад писатель Ридашев заявил, что он потерял паспорт. Ему был выдан новый.

– Что и требовалось доказать, – сказал Диомидов. – Кстати, вспомните-ка записную книжку Хенгенау. Именно тогда Зигфрид сообщил данные об Отто Дирксену. А данные-то были старые. Поэтому Отто, предупрежденный Зигфридом, на всякий случай решил обзавестись документами Ридашева.

– Зачем?

– Не у кого спросить, – усмехнулся Диомидов. – Вот поймаем Отто, тогда уж.

Потом им предстояло ответить на вопрос: сколько сапожпиков в Москве? Потом… было много «потом». До тех пор, пока Ромашов не сказал: он!

…Они стояли у прилавка в булочной. В окно был виден дом напротив. Машину Диомидов поставил за угол.

– Он, – сказал Ромашов и передал Диомидову бинокль.

– Вот, значит, когда встретились, – пробормотал Диомидов, разглядывая в окне дома напротив фигуру человека, склонившегося над низеньким столиком. – Однако я где-то его уже видел. Где же? Странно…

Он видел Отто, когда ехал к Зое. Бежевое такси стояло тогда рядом с диомидовской машиной перед светофором…

Человек за окном методично взмахивал рукой с молотком. Изредка он отрывался от работы и бросал меланхоличный взгляд на улицу.

– Нет, не припомню, – сказал Диомидов, опуская бинокль. – Да и не место здесь предаваться воспоминаниям. Опергруппа готова?

– Они ждут звонка.

– Что ж, – сказал Диомидов. – Пора, пожалуй. А то скоро станет темно. Идите. А я понаблюдаю.

Автомат был в «Гастрономе», метрах в трехстах от булочной. Ромашов поднял воротник пальто и пошел звонить. Ходил он минут пять. Когда вернулся, Диомидова в булочной не было.

– Он рассердился на что-то, – сказала

продавщица. – И убежал.

Ромашов выругался про себя и бросился к дому напротив. Дверь квартиры сапожника была раскрыта. Ни его, ни Диомидова, ни следов борьбы Ромашов не обнаружил. Машины за углом не было тоже.

9. Парадокс великого Пта

Диомидов приветственно помахал Ромашову здоровой рукой. Краснолицый доктор показал им обоим растопыренную длань, что должно было означать пять минут, и вышел из палаты.

– Он узнал вас, когда вы вышли из булочной, – сказал Диомидов. – И у него был мотоцикл.

Ромашов кивнул. Он понял это потом, во время погони. Опергруппа два часа металась по Москве, пока не вышла на верные следы. Три машины и два мотоцикла вырвались на загородное шоссе. Автомобиль Диомидова стоял на обочине в двух шагах от каменной стены старинного парка. Метрах в ста валялся мотоцикл. В двадцати шагах от него Ромашов наткнулся на труп Отто. Неподалеку, под обломками стены, непонятно почему обрушившейся, лежал без сознания Диомидов.

– Мне не хотелось его убивать, – сказал Диомидов. – Сперва я снял его с мотоцикла. Уже темнело. Пока я держал его в свете фар, он стрелял. Мне это надоело. Остановил машину. Удалось попасть в колесо. Думал, что он покалечится. Мотоцикл сделал, наверно, восемь оборотов. А он, сволочь, уцелел. Вскочил на стену. Ну и… А вы эту штуку нашли?

– Какую штуку? – удивился Ромашов.

– Да трость эту. Она же под стеной осталась. Этот Отто выронил ее, когда полез на стену.

– Мы не думали, – сказал Ромашов.

– Я так и предполагал, – заметил Диомидов. – А она осталась под обломками. Ведь из-за нее стена обрушилась.

– Я сейчас позвоню, – сказал Ромашов.

– Да, надо сделать это побыстрее. И знаете что. Позвоните заодно тому ученому, Лагутину. У меня есть для него кое-что интересное.

– Но доктор? – сказал Ромашов.

– Что доктор?

– Он сейчас придет и выгонит меня.

Диомидов усмехнулся.

– Я знаю петушиное слово. Кроме того, и доктору полезно послушать. Таких вещей ни один доктор на Земле еще не слыхал. Эту штучку вкусил, видимо, только Беклемишев. Да еще те «приносящие жертву». Но они, бедные, ни черта не поняли.

Диомидов замолчал. Потом задумчиво заметил:

– Да и я, признаться, тоже.

Дверь открылась, и на пороге возник краснолицый. Его правая рука описала в воздухе полукруг, который можно было истолковать только в одном значении. Диомидов заговорщически подмигнул Ромашову. Тому так и не удалось узнать, какое же петушиное слово сказал полковник врачу. Когда он, позвонив по телефону, вернулся в палату, краснолицый доктор мирно беседовал с Диомидовым. На появление Ромашова он не обратил внимания.