Парадокс великого Пта

Жаренов Анатолий Александрович

– Разве это было не на Земле? – вырвалось у Лагутина.

– Не знаю, – сказал Диомидов. – Хотя постойте. Конечно, на Земле. Ведь тросточка-то сейчас на Земле… И потом… Впрочем, я все время был уверен, что нахожусь на Земле. Ну бог с ним. Уже немного осталось рассказать. Об этой самой адаптации. Несколько часов Пта обрабатывал данные на какой-то странной машине с экраном. На нем все время держалось изображение, которое неуловимо менялось. Сначала это был кошкочеловек, а под конец… Как вы думаете?

– Фиолетовая обезьяна, – быстро сказал Лагутин.

– Да, – медленно произнес Диомидов. – А потом началось самое странное. Все участники опыта по очереди стали проходить

сквозь… Не знаю, как даже это описать… То ли какая-то туманная завеса, то ли плотная кисея, которая возникла после того, как я, простите, Пта, поиграл пальцами на пульте. Пта пошел последним. Но не это важно. После того как кошколюди проходили через этот туман, они становились фиолетовыми обезьянами. Впрочем, это название ни о чем не говорит. Они становились людьми, правда очень похожими на обезьян из сельвы, но людьми. Да ведь и обезьяны из сельвы в общем были люди. Странный цвет кожи – только и всего. Да еще бессмысленный взгляд. Это у обезьян. А у бывших кошколюдей взгляд был вполне осмысленным.

– Вот чудасия, – пробормотал краснолицый врач. Лагутин кивнул. А Ромашов заерзал беспокойно на стуле и вдруг вскочил.

– Не терпится? – усмехнулся Диомидов.

– Пойду узнаю.

Ромашов вышел. Отсутствовал он минут пять. Вернулся довольный.

– Ну как? – спросил Диомидов.

– Нашли, – быстро сказал Ромашов. – Генерал дал команду отправить тросточку к вам в институт, – обратился он к Лагутину.

Тот кивнул, но с места не сдвинулся. Всем было интересно прослушать диомидовский рассказ до конца.

– А в общем-то, – сказал Диомидов, – это и все, пожалуй. Пта прошел последним через адаптационный аппарат и прикоснулся к пятну на пульте. В глазах у меня сверкнул свет, все исчезло, а я очутился здесь.

– Н-да, – протянул краснолицый врач.

– Любопытно, – сказал Лагутин. – Если они собирались передать нам информацию о Великом Опыте, то непонятно, как это они думали сделать. Ведь надеяться на то, что эта тросточка попадет к нам, по меньшей мере глупо…

– Вот именно, – сказал Диомидов. – Приплюсуйте сюда еще удивительный способ включения этого прибора. «Приносящий жертву…» Помните?

Лагутин наклонил голову.

– Да, – сказал он. – Загадок тут порядочно.

Выйдя на улицу, Лагутин купил свежую газету. На четвертой странице наткнулся на пространный перевод статьи из «Глоб».

«Тайна фиолетовой чумы раскрыта», – прочитал он. – «Еще одно преступление нацистов против человечества». «Немец-антифашист Курт Мейер делает потрясающее разоблачение». «Вчера на пресс-конференции в Рио Курт Мейер заявил, что он нашел в сельве развалины лаборатории фашистского профессора Людвига Хенгенау. Этот отщепенец, как выяснилось, экспериментировал над людьми. Ему удалось найти средство, вызывающее мгновенную перестройку белковой структуры клеток живого организма. Причем клетки, перестраиваясь, приобретали активность. Возникала как бы возможность цепной реакции. Малейший контакт с зараженным организмом приводил или к гибели, или превращал контактирующее лицо в фиолетовое чудовище. Механизм самого процесса далеко не ясен. Некоторые из присутствовавших на пресс-конференции видных биологов утверждают даже, что этого не может быть, что это противоречит известным законам природы и современной теории эволюции организмов. Но мы не можем просто отмахнуться от факта существования обезьян. Наш долг пролить свет на их происхождение и в этой связи хотя бы прислушаться к голосу человека, который совершил подобную попытку».

– Адаптация, – пробормотал Лагутин, засовывая газету в карман. И быстро зашагал к институту.

***

Прошел

месяц. Улеглись страсти, разгоревшиеся в ученом мире после появления в институте странного предмета, который теперь никто уже не называл ни тростью, ни жезлом. Предположения и домыслы относительно происхождения и назначения этой вещи отстучали, как град по крыше. Пришла пора систематических исследований, но их никто не торопился начинать, ибо не было известно главное – с чего начинать. Руководство института осторожничало. Во избежание нежелательных последствий от неаккуратного обращения странный предмет было запрещено держать в помещении. И теперь он лежал в центре институтского двора на постаменте из бетона под прочным пластиковым колпаком. «Памятник», – съязвил как-то Лагутин. «Кому»? – спросила Маша. «Уму», – сердито откликнулся Лагутин. «Пойдем посмотрим, какая она сегодня», – предложила Маша. «Почему она?» – спросил Лагутин. «Не знаю, – сказала Маша. – Может, потому, что она ассоциируется в моем сознании с палкой».

Они подошли к постаменту. Предмет и в самом деле напоминал палку с набалдашником.

– Сегодня она прозрачная, – сказала Маша. – А в шарике красноватое мерцание.

– Сине-фиолетовая, – произнес Лагутин. – А набалдашник зеленый.

Если бы сейчас рядом с ними находился Тужилин, то он увидел бы другие цвета. Разные люди в разные дни по-разному воспринимали расцветку палки. Академик Кривоколенов назвал ее поэтому «хамелеоном». Кто-то сфотографировал странный предмет. На фотографии был ясно виден постамент, а палка не наблюдалась, словно ее и не было вовсе. Опыт повторили несколько раз с тем же результатом.

– Мне приходит в голову, – сказал по этому поводу Лагутин, – что это не вещество, а скрученное особым образом силовое поле. И видим мы его не глазами, а воспринимаем непосредственно мозгом.

– Та-та-та, – только и сказал на это академик, постучав пальцами по столу. Они сидели в тот день в кабинете у Кривоколенова и рассматривали фотографии.

– Силовое поле, – продолжил Лагутин свою мысль, – напоминающее ту субстанцию, которая возникает в камере памятрона.

– Ишь вы куда, – буркнул академик. – Как дятел – все в одну точку.

– Просто я не вижу другого объяснения.

– А мне не надо объяснений, – рассердился академик. – Я привык к исследованиям.

– Мы можем их начать хоть сейчас.

– Принести жертву, – хмыкнул Кривоколенов.

– Я не о палке говорю, – сказал Лагутин. – Эта вещь попала к нам случайно. И я полагаю, она для нас не предназначена. Больше того, что увидел Диомидов, мы все равно из нее не вытянем.

– Любопытно. А из чего же прикажете вытягивать?

– Из нашей наследственной памяти.

– Новая гипотеза? – саркастически осведомился академик.

– Да нет, не новая. Я уже не раз высказывал свою точку зрения. А рассказ Диомидова только подтвердил ее. Мы не первая цивилизация на Земле. И в этом все дело.

– Пока не представляю себе, что вы имеете в виду.

– Однажды, может, миллиард лет назад, может, больше, ученые той далекой цивилизации установили, что Земле предстоит пережить космическую катастрофу такого масштаба, что ни одно из имеющихся в их распоряжении средств не гарантировало спасения. Вероятнее всего, что то человечество, или называйте его как хотите, незадолго до катастрофы покинуло планету. Но они знали, что после катаклизма на Земле снова возникнет жизнь, а с ней и разум. И вот нашлась группа энтузиастов, которые решили осуществить попытку эстафеты, что ли, – словом, попытку передать свои знания тем, кто будет жить после них. Способ для этого они избрали нетривиальный.