Парень, девушку
Шрифт:
– Костя, не смейся. Клянусь, со мной такого еще не было. Я три раза кончил, пока она разошлась. Не баба – паровоз. Картошку будешь?
– Откуда?
– Старики через дорогу копали, я помог.
Меркурий выкатывает из огня запеченный клубень.
– Костя!
– Что?
– А ей можно замуж?
– Что!?
– Жалко ее.
– Ты бы лучше шмотки прапора нашел.
– Сейчас найду. Два солдата из стройбата заменяют экскаватор.
– Без меня.
* * *
С дороги
– Ну что, нашли?
– Нет пока.
– Помоги, сержант, вещи одной дамочке перевезти. Потом выпьем. Привыкай к гражданской жизни.
– Не хочу.
– Я приказываю!
– Водку пить?
Прапорщик понимает, что дал маху.
– Соглашайся, сержант. Там хозяйка незамужняя, после института к нам приехала, что-то насчёт головы. Ты, надеюсь, не евнух?
– Ладно. Поехали.
* * *
Как положено, хозяйка сбегала за водкой. В общем, перевезли, сели на кухне на узлы, разлили. Нас четверо. Хозяйку зовут Надя, ее подруга Татьяна режет на газете колбасу. Шлык говорит:
– Для нормальной работы организму нужны жиры, спирты, углеводы. А колбаса и водка дают всё необходимое нашему организму. Может, в карты сыграем? В «Тысячу»?
Мы выпиваем, в голове плывёт.
Шлык сдаёт карты:
– Берите, я на прикупе. Эта баба такая здоровая, мужа всё время колотит.
– Какая баба? – спрашивает Надя.
– Соседка. Да что мужа – она бегемота сама скрутит! Возьмет за рога и скрутит.
Первым заказывает прапорщик:
– Сто двадцать.
– Тогда я пас, – говорит Таня.
– И я, – вторит Надя.
– А я бы на вашем месте играл, – говорю я, глядя в прикуп. – У бегемота нет рогов.
– С чем играть-то? – Надя показывает мне карты. – У нас в общежитии такие вещи творились, что я никогда бы не поверила.. Если сама бы в них не участвовала.
– Сто двадцать я набираю в легкую, – Шлык бросает карты на стол. – Такая стервозная баба, клянусь, с ней даже тараканы не живут. Туз и «хвалёнка» черви.
– Ну что, играем? – спрашивает Таня.
– Времени уже много, – говорит Надя.
– Я бы играл, – говорю я.
– Вы мне хоть объясняйте, о чем речь, – просит Таня. – А вчера мы так хорошо посидели. Были помидоры.
– Хорошо, играем, – говорит прапорщик и бросает туза, – скиньте по штучке, теперь – она!
И бросает червовую даму. Черви стали козырями.
– Ну, что я говорил?
– Я вашу даму беру, – говорит Надя и скидывает на стол крестовую даму, – тоже – она!
Теперь крести
– Ч-черт! – ругается Шлык.
Считаем очки. У прапорщика сто десять.
– То-то я смотрю, – объясняет он, – туз и «хвалёнка» есть, но этого мало, а десятки-то нет.
Разливаем еще по одной. Наступает отупение. Таня пододвигается ближе к прапорщику, Надя доверчиво мне рассказывает:
– Мы такие приезжаем, и все: «Ах!»
Речь, оказывается, идет о психологическом форуме. Сплошные сплетни, интриги.
Мне становится скучно.
– Между прочим, первое впечатление обо мне обманчиво, – неожиданно добавляет Надя. – Какая-то душная квартира!
И выходит. Я разливаю по стаканам остатки водки. В голове уже гудит, пить не хочется. Я спрашиваю:
– На посошок?
Из комнаты кричит Надя:
– Без меня не пейте!
Она возвращается в длинной кофте, под которой бледнеют стройные ножки.
– На дорожку!
Мы выпиваем, начинаем собираться.
Надя говорит:
– Вы можете ко мне заходить.
И внезапно сильно прижимается ко мне.
Я обнимаю девушку, краем глаза замечаю, как Татьяна с товарищем прапорщиком деликатно скользнули в коридор. Хлопает дверь.
Под кофтой у нее ничего не оказалось. Я удивляюсь, но Надя, закрыв глаза, уже обмякла и висит у меня на руке. Двигаюсь с ней к дивану. Вот тебе и наряд по свалке, только и успеваю подумать я…
* * *
…Телевизор в комнате что-то рассказывает про заседания Верховного Совета. У нее стройное тело, хорошенькая маленькая грудь. Надя в позе удовлетворенной самки лежит рядом, разглядывая меня.
– Пойдем в душ, – предлагает она.
Мне не хочется – холодно.
– Между прочим, я обижусь, – говорит Надя.
– Пошли.
В душе темно.
– Лампочки еще нет, – говорит Надя.
– Так даже лучше – полумрак возбуждает, – говорю я без энтузиазма.
Холодные струйки падают на плечи. Мурашки бегут по коже.
– Может, лучше в кровать?
Надя обижается:
– Я хочу тебя здесь!
Внезапно звонит телефон.
– Подожди!
Она выскакивает из душа и бежит, оставляя на полу мокрые следы, склоняется над аппаратом:
– Алло!
В открытую дверь я вижу, как меняется ее лицо, становится озабоченным, она спрашивает:
– Сейчас?
На другом конце провода ей, видимо, сказали да. Надя бросает трубку.
– Ты должен уйти!
Стоя в темном холодном душе, я наблюдаю, как Надя собирает мои вещи. Затем все аккуратно запихивает в целлофановый пакет и выбрасывает в коридор. Звякает ремень.