Парень, девушку
Шрифт:
– Если тебя здесь увидят – убьют!
Я все еще не верю в происходящее.
– Надя, это шутка?
– Да уходи же!
Надя хватает меня за руку и выталкивает в коридор. Штаны, вывалившись из пакета, валяются на цементном полу. Я натягиваю их на мокрое тело. Потом звоню в дверь.
– Это ты?
– Часы оставил.
Она уходит. Проходит минуты три. Я разглядываю стену. Рядом с дверью кто-то нацарапал: «Меняйте дозы и позы!»
Я звоню снова.
– Ну что тебе? Потом встретимся, все будет потом.
– Часы.
– Слушай, вынеси
– Часы.
– Господи, какой ты нудный!
Я выхожу на улицу. На скамейке сидит Меркурий.
– Я думал, ночевать будешь. Шлык заезжал, сказал, что ты здесь.
– Пошли в часть, – говорю я. А в голове мелькает: до дома осталось на один день меньше.
Из рассказа младшего сержанта Соколова «Так надо», напечатанного в окружной газете «Красный воин»:
Мы возвращались с дальнего артсклада, где вдвоем с рядовым Меркурьевым целый день, выполняя приказ, грузили тяжелые ящики с какими-то важными приборами.
Устали.
Вечер был поздний, моросило. Мы давно и безнадежно опаздывали в свою часть на поверку и на разрешенную дежурным по части очередную серию «Спрута», а за два километра пешего хода наши бушлаты окончательно промокли, набухли и не грели. И до части еще предстояло мерить шагами пятикилометровую трассу.
Мы шли и громко ругали крепкими выражениями завсклада прапорщика Шлыка, который увезти-то нас утром увез, а вот с обедом и транспортом под вечер где-то потерялся. Мы шли и ругали также проезжающие мимо машины и заверяли друг друга, что на их, шоферов, месте мы обязательно подвезли бы до части двух мокрых и грязных солдат, хотя позже я начал в этом сомневаться.
Затем мы начали замерзать и, чтобы как-то согреться, толкали друг друга, а, разогревшись, орали дурными голосами солдатские марши. Потом Меркурий разошелся и прочитал стихи о своей девушке – красивые и нежные.
– Ты их сам написал? – спросил я.
– Да.
– Почему перестал?
– Я просто не знал, что с этим делать, – ответил Меркурий, утонченная натура, студент филфака. – Ведь даже если есть рифма, то это еще не поэзия. Стихи рождали какие-то странные ассоциации, а во что они выльются, я не знал. Теперь я понимаю, что надо писать о том, что волнует, – армия, служба, защита Родины.
Мы уже не торопились в часть – часы показывали, что поверка давно прошла, закончилась и четвертая серия фильма. Мы просто шли, взволнованные этой ночью. Уже было не так холодно, моросить перестало. Между туч на небе появилось окно, и в него были видны одинокие звезды. Меркурий читал отрывки из своих стихов.
– Ты поэт, – сказал я Меркурию, – напиши стихи про
– Хорошо.
Он был необычайно вдохновлен своим чтением.
Потом мы пришли в часть, доложили дежурному и завалились спать.
Укладываясь, я еще раз попросил Меркурия:
– Обязательно напиши стихи про нас, нашу службу, про армию.
Меркурий еще раз пообещал:
– Я понимаю, так надо.
Капитан Капкин
– Товарищ младший сержант, а почему вас опять в наряд поставили?
– Напросился.
– Зачем?
– Понравилось.
– Где? На свалке? Что здесь хорошего?
– А в роте?
– Много чего, например телевизор. Кормят еще. А можно вопрос?
– Можно Машку за ляжку. В армии говорят «разрешите».
– Разрешите… А вы домой в «гражданке» или в форме поедете?
– В «гражданке».
– А форму?
– С собой возьму, в огороде на чучело надену.
– Отдайте мне китель! Пожалуйста! Не надо на чучело!
– Понял. Есть отдать китель!
* * *
Часа три назад, до обеда, когда солнце еще висело над краем леса, мы с Меркурием прибыли на городскую свалку, прозванную кем-то ради смеха дальним артскладом, следить за тем, чтобы машины из чужих частей и гарнизонов не выбрасывали мусор возле нашего военного городка. Можно сказать, поставили нас с Меркурием охранять подступы к нашей части.
Меркурий – это рядовой по фамилии Меркурьев. Имени его никто не помнил, и даже на вечерней поверке старшина роты прапорщик Лесков выкрикивал:
– Меркурий!
– Я! – бойко отзывался новобранец Меркурьев.
Его призвали в армию три месяца назад, а я, младший сержант Соколов, увольняюсь завтра. И в наряд напросился, чтобы не торчать последний день в роте.
Сыро, холодно.
Я пошел бродить по ближайшим полям и околкам, высматривая в траве оставшиеся грибы. Пусто, ничего. Недалеко от свалки пасется чья-то корова. Ботало, сделанное из цилиндра мотоциклетного двигателя, гулко отзывается при каждом ее шаге. Странно, откуда она здесь? Ближайшая деревня километрах в двадцати. Неужели забрела?
– Холодно тебе? – спрашиваю я корову. – Ну, ничего, зато мух нет.
Корова огромными глазами смотрит мимо меня.
Я иду обратно. Приближается время обеда. Меркурий разжигает костер.
– Там корова, – говорю я Меркурию. – Слышишь ботало?
– Какая корова?
– Черная такая, с выменем.
– Там, что ли? – Меркурий показывает в сторону городка.
– Нет, за околком.
Меркурий поворачивается и идет к березовому околку, оглядываясь, как бы спрашивая: можно?