Паренек из Уайтчепела
Шрифт:
А потому, подобравшись к пещерам по кромке Кирклендского леса, Джек затаился в кустах и стал наблюдать за входом в пещеру. Прошло больше часа, а никто так и не появился. Не входил и не выходил…
С гулко стучащим сердцем он подхватил свободный конец прихваченной из дома веревки и привязал его небольшому стволу ближайшего деревца, достаточно крепкого, чтобы не обломиться от малейшего натяжения. Через минуту он стоял у входа в пещеру со своей «ариадновой нитью» в руках, и «минотавр» ждал его где-то за поворотом, затаившись во мраке извилистых переходов.
Было ли ему страшно?
Сильнее, чем Джеку хотелось бы, но упрямство подталкивало вперед, и он, вдохнув полной грудью, решительным шагом нырнул
Земляная пыль на полу левого рукава показалась ему нетронуто-девственной, ни ботинок, ни даже легкий сквозняк, казалось, не касались ее никогда, а потому, посветив фонарем в правый туннель, Джек уверился вдруг, что идти надо именно по нему. Он даже придумал себе, что видит отпечаток ноги у влажной стены, хотя, конечно, это могло быть все что угодно. В конце концов чисто интуитивно, полагаясь только на свой внутренний компас, Джек направился в темноту правого туннеля.
Поначалу он двигался бодрым шагом, не позволяя ни страху, ни голосу разума замедлить свой ход, само ощущение близкого выхода придавало дополнительной смелости, но по мере продвижения вглубь своды пещеры, казалось, сошлись над его головой, сдавливая парнишку со всех сторон разом. Свеча в фонаре затрещала, будто готовая вот-вот потухнуть, и шаги Джека замедлились, а вскоре и вовсе сошли на нет: он замер, вглядываясь в темноту подземных ходов, уводящих в неизведанный мрак.
Все это время он двигался по прямой, не петляя ни вправо, ни влево, экономил веревку, первая бухта которой уже подходила к концу, и Джек, связывая концы, надеялся только, что найдет Снежного человека еще до того, как закончится его «ариаднова нить»…
Сердце оглушительно клокотало в груди, эхом отдавалось в ушах и под сводом туннеля, почти заглушая его собственные шаги. Но теперь, остановившись, Джек различил вдруг странные звуки… Что это? Он прислушался, замирая от страха.
Шаги… совсем тихие, крадущиеся...
Сердце захолонуло горячей волной. Показалось! Ему, конечно же, показалось. Он дернулся, сглатывая и мысленно призывая сердце умолкнуть, но то, непокорное, зачастило сильнее.
Очевидно было одно: в туннеле он был не один.
И тогда, припав взмокшей от пота спиной к холодному камню туннеля и двигая фонарем в попытке рассмотреть то неизвестное в темноте, что приближалось к нему, Джек по-настоящему испугался. До животного ужаса… До желания броситься прочь, позабыв все на свете. До звона в ушах…
И этот страх, схвативший его за загривок, совсем ему не понравился…
– Эй, кто здесь? – закричал Джек в темноту, в безумной попытке взять ситуацию под контроль. – Выходи, не таись, я слышу твои шаги! – Он нащупал в кармане охотничий нож и выставил его словно щит. Но темнота не спешила с ответом. Ее гнетущая неподвижность давила на барабанные перепонки. – Ну, – продолжал провоцировать он, – покажись уже, жалкий воришка! Я знаю, что ты обычный мошенник, обирающий ни в чем неповинных людей, а не бигфут, как все думают!
Что-то взрезало воздух, и потайной фонарь Джека брызнул осколками стекол... Свеча вывалилась на пол и мгновенно потухла. Наступившая темнота, глубокая и непроглядная, словно саваном, окутала Джека… Кровь застучала в висках, руки заледенели. На негнущихся от страха ногах он опустился на колени и пошарил в поисках огарка свечи. Тот, как назло, не находился, а непослушные пальцы никак не справлялись с коробком спичек, засунутым в карман сюртука.
А шаги послышались снова... Дерзкие, более не таящиеся. Эхо подхватило их и понесло, закручивая вокруг Джека спиралью,
– Не подходи! – закричал Джек, стиснув в руках конец веревки и нож. – Я не один и вооружен. – Уже собрался бежать, но вдруг с ужасом осознал, что веревка просела в руке... Он дернул ее на себя, и та поддалась: перерезанный конец его «ариадновой нити» длиной не более пары футов оказался у Джека в руках...
Нет, нет, нет, только не это... Подаваемая толчками кровь, ударила в голову, и Джек, плохо соображая, что делает, все-таки побежал. К выходу, как ему показалось... Правда, бегство его оборвалось мгновенно: что-то тяжелое врезалось в голову, брызнули искры из глаз, и под этот далеко не ярмарочный фейерверк Джек свалился словно подкошенный.
Пришел в себя мерно покачиваясь на крепком плече, вися вниз головой. Расслабленное секундой назад тело мгновенно подобралось, и человек-бигфут произнес:
– Что, очнулся, приятель? Видать, крепкая у тебя черепушка, уважаю.
Джек заерзал, пытаясь освободиться, но мужчина похлопал его по ногам:
– Не дрыгайся, парень, почти пришли.
В своем неестественном положении Джек действительно рассмотрел проблеск желтого света, похожего на запаленную в темноте свечу, – они двигались в его направлении. Но думать он мог только о голосе говорившего и догадке, мгновенно вспыхнувшей в голове ярче этого света.
Как же он сразу не догадался?! Балда. Ответ буквально лежал на поверхности…
– Ну что, здороваться будем? – пробасил заросший густой бородой мужчина, сгрузив Джека на тюфяк у стены в небольшой, полукруглой пещере футов двенадцати в диаметре.
И Джек, констатируя, выдохнул:
– Здравствуйте, констебль Саймон. – И тут же поправился: – Мистер Грир...
Грир, а это был действительно он, расцвел довольной улыбкой.
– Согласись, роль констебля удалась мне на славу, – хмыкнул он. – Думаю даже, из меня вышел лучший констебль, чем из того толстяка, которого я порешил на даремском тракте... – Но, заметив мрачное лицо гостя, вздохнул: – Знаю, знаю, убийство – не то, чем хвалятся в приличном обществе. Но, право слово, дружище, этот жирный мерзавец не желал отдавать мне одежду... мог бы быть посговорчивее. – И хохотнул: – Говорят, для здоровья полезно. – И так как Джек не разделил его шутки, поддел собеседника: – Что, даже не улыбнешься? Невежливо как-то по отношению к хозяину дома.
Джек, все еще удивленный неожиданной этой встречей, не знал, что ответить, и Грир, должно быть, соскучившись по человеческому общению, продолжил свой монолог:
– Э, молчишь, понимаю, я для тебя дикий американец, привыкший махать револьвером. Презренный убийца, жалкий тип, не достойный внимания... – Он присел на полено у очага и, помолчав, хлопнул себя по коленке: – Что ж, дикарь я и есть, – согласился вдруг, – самый всамделишный из дикарей. Ты не знал, ясное дело, а я ведь полжизни провел с индейцами сиу. Да-да, самыми настоящими сиу… Ох, и славные же это ребята: живут простой, скромной жизнью и на поверку, бьюсь об заклад, они счастливее многих богатеньких лордов с Мэйфера. Мне у них нравилось, – признался Грир с мечтательной полуулыбкой, – днем рыбалка или охота днем, ночью – красивая скво, согревающая постель. У меня ведь даже жена была, Джек – Амэдэхи, «лесная вода», так ее звали – ох, и красивая же она была женщина, дух захватывало. Черноволосая, стройная, текучая, словно лесной ручеек. Я в нее с первого взгляда влюбился... Веришь, в груди защемило? Жарко сделалось прямо вот здесь, – он ткнул себя кулаком в солнечное сплетение. – Вождь отдал мне её за четыре бобровые шкурки и бутылку ямайского рома.