Парейдолия
Шрифт:
– - По букве закона, по букве закона...
– - тихо прошипел профессор.
– - Каково ваше решение, Эдуард Сергеевич?
– - учтиво спросил Алексеенко.
– - Может, всё-таки хотя бы скажите, кто этот Лёлик?..
Луговской выпрямился, вздохнул, и набравшись достоинства, произнёс:
– - Говорю вам, знакомый, Лёлик, как там в нике его и написано. Чего вы от меня хотите, надо вам, ищите по своим каналам.
– - Ок, хорошо, ясно!
– - бодро сказал Анатолий, вставая и забирая папку.
– - Охрана!
В комнату вошёл охранник.
– -
Больше не говоря ни слова майор и капитан забрали вещи и вышли из кабинета.
Не спавшие почти двое суток Горчаков и Алексеенко отрубились, как младенцы, провалившись в глубокий сон без сновидений. Проснувшись сильно позже полудня в номере ведомственного мини-отеля, майор неспешно заварил кофе, принял ванну и стал ждать вечера, периодически поглядывая телевизор и уже по традиции, постоянно посматривая всегда открытую вкладку известной твиттер-- персоны. Когда стемнело, Горчаков набрал телефон начальника следственного изолятора.
– - Алло, комендант, Горчаков беспокоит, как там наш пациент? Требовал меня, говорите? Это хорошо, что и хотел услышать. У них обычно к вечеру следующего дня просыпаются позывы к следователю. Ну что ж, тогда еду.
Неспешно одевшись, Анатолий вышел на служебную стоянку, завёл свою Тойоту и направился в следственный изолятор. Уже недалеко от места назначения позвонил Алексеенко и Горчаков поднёс телефон к уху.
– - Привет, Гриша. Можешь не дергаться пока что, я еду к профессору. Что ты говоришь, своих поедешь навестить, служивых питерских? Ну давай-давай, разузнай последние сплетни. Пока, до связи.
Анатолий проехал сквозь КПП, остановил машину и вышел. Пройдя по однотонным коридорам изолятора, Горчаков вошёл в уютный кабинет. Через некоторое время дверь скрипнула, и охранник привёл заключённого. Пожилой профессор присел на стул. По его глазам было видно, что он не почти спал, и теперь находится в состоянии плохо скрываемого стресса. Горчаков радушно посмотрел на него и сказал:
– - Ну вот, Эдуард Сергеевич, быстро встретились. Как спалось? Вижу, не очень.
– - Оставьте любезности, майор.
– - ответил мужчина тяжело дыша.
– - Вы мне вчера задавали вопросы, теперь задам их я. Надеюсь, можно?
– - Конечно можно, задавайте.
– - Скажите мне, только честно, в чём обвиняют этого человека? Моего собеседника, ведь из-за него весь сыр-бор?
– - Вашего собеседника обвиняют по целому ряду правонарушений: информационный шпионаж, мошенничество в особо крупных размерах, со вскрытием счетов госкомпаний, в преднамеренной клевете на высших должностных лиц, а также в сокрытии информации о готовящемся особо тяжком преступлении -- я об убийстве депутата и, возможно, в соучастии в оном преступлении. А ещё в экстремистской деятельности
– - Вот как? А конкретно, каким образом? Как именно, по вашему мнению, он мог осуществлять подобное?
– - Это подобное, как вы выразились, подозреваемый осуществлял посредством интернет-активности особого рода, не в последнюю очередь -- и это особенно подчеркну -- благодаря своим знаниям в программировании и как выясняется сейчас, в прикладной математике. Теперь вы понимаете, насколько нам нужна ваша помощь?
– - Ааа...
– - Луговской протяжно вздохнул и уставился на стену.
– - м-да...
– - закончил он странную фразу, продолжая оставаться в застывшей позе. Горчаков выдержал паузу и мягко спросил:
– - Итак, Эдуард Сергеевич, "Лёлик" это?..
– - Евгений Ряба. Мой ученик, студент.
После этих слов Луговской обречённо опустил голову, словно только что предал родного брата. Внутри Горчакова пробежала яростно-сладостная волна возбуждения, которая разлились по всему телу вибрациями радости, и майор чуть было не заулыбался во весь рот, но успел сдержаться.
– - Ну вот! И стоило из-за этого сутки тут пропадать?! Я вас поздравляю, Эдуард Сергеевич, вы поступили благоразумно!
– - Я поступил глупо и подло...
– - сказал профессор, не поднимая головы.
– - Не понял? Постойте-ка, почему же это? Видите ли, у меня, как у следователя ФСБ нет никакого желания убеждать кого бы то ни было, и уж тем более быть чьим-то личным психотерапевтом, избавляя его от чувства вины, моё дело -- выбивать признание. Но здесь не удержусь -- с какого это перепуга, уважаемый профессор, такое немотивированное чувство вины?
– - Какая разница, вам не понять. Как вы правильно сказали, вы поломали человека, добились желаемого, чего вам ещё нужно? Будьте довольны. Теперь, я могу отправиться домой?
– - Эээ, погодите, профессор, не так скоро.
– - Я так и знал...
– - Давайте-ка сначала выясним ваши отношения. И в самом, деле, чего так быстро расходится, разговор только начинается.
– - Неуверен, что начинается. У меня на редкость немного информации об этом человеке.
– - Уверен, что нам будет достаточно. Итак: расскажите о Евгении всё, что знаете -- кто он, откуда, как учился, какие между вами были взаимоотношения, какую роль тут играет математика.
– - Горчаков настроил диктофон и развернул его к профессору.
– - Пожалуйста, говорим сюда.
Эдуард чуть помялся, и косо поглядывая на диктофон, начал:
– - Семь лет назад его перевели на физтех с математического. У меня на курсе он был два года. Парень из Челябинска, переехал в Москву, затем в Санкт-Петербург. Помогал ему защитить курсовую по теме прикладной математики, точнее, флуктуации фазово-переходных процессов в волновой среде и методы их измерения, если вам это что-то говорит. Я тогда работал над этой темой и подключал в неё молодых студентов. Женя был талант, да. Один из самых способных студентов на курсе, почти гений, но...