Парфюмер Будды
Шрифт:
Нет, он бы не сказал Марше ничего такого. Но как же он узнал?
Взгляд Жас замер на фотографиях, которые она только что рассматривала. Ах, подумала она, должно быть, Марше разговаривал с Бернадетт. Ведьма, которая когда-то была прекрасной ассистенткой ее отца, дарившая им шоколад и свежее печенье «Мадлен». Потом Бернадетт узнала о любовной интрижке мамы и выдала ее. Связь мамы в конечном итоге прекратилась бы и, возможно, родители бы не расстались, если бы Бернадетт не предъявила отцу доказательства измены и не закрутила интригу, которая завершилась самоубийством Одри.
– И
Инспектор минуту смотрел в свой блокнот. Жас он понравился еще больше за то, что умел пристойно отвести взгляд.
– Мадемуазель, я не вправе обсуждать это. Помогите мне понять суть вашей междоусобицы с братом.
– Междоусобицы? В каком веке вы живете? Это обычное деловое обсуждение того, как нам решить нашу финансовую проблему.
– Которая достигла такого уровня, что вы перестали видеться.
– Я живу в Нью-Йорке и постоянно путешествую. Робби живет в Париже. Мы оба работаем. Как часто мы можем встречаться? Кроме того, какое отношение все это имеет к тому, что случилось? К тому, где он теперь, и к тому, что случилось здесь?
– О междоусобице? – повторил инспектор.
– Прекрасно, – сказала она, поняв, что отступать он не собирается. – Я нашла покупателя на две марки наших эксклюзивных духов. Денег хватило бы для того, чтобы заплатить долг, реструктурировать займы, и это дало бы нам достаточно средств на остальные нужды.
– Брату идея не понравилась?
– Не понравилась. Он считает, что так делать нельзя. Что наши авторские духи все равно что кровь для нас и что даже если продать всего два бренда, Дом будет опозорен.
– Но вам нужен его голос, чтобы провести сделку?
– Да, мы владеем компанией на равных.
– Если только вы не станете единоличным владельцем компании в случае смерти брата, не так ли?
С уст Жас сорвался звук, подобный крику пойманного в капкан зверя.
Гриффин встал.
– Инспектор, думаю, этого достаточно.
Марше проигнорировал Гриффина.
– Мадемуазель, мы вынуждены просить вас не покидать страну.
– Почему?
– Боюсь, что вы заинтересованы в исчезновении вашего брата и, возможно, в его смерти.
– Это совершенный абсурд! – Жас резко опустила руки на стол и встала, случайно опрокинув маленькую бутылочку, которая неосторожно приютилась на краешке стола. Флакон упал и разбился.
Ее обволокло ароматом настолько сильным, что она не заметила, как инспектор извинился и ушел. Жас давно не ощущала этот аромат, но мгновенно его узнала. Это был один из запахов Игры в Невозможные Ароматы. В словаре их тайного с Робби языка он означал Аромат Верности, любимый аромат Жас. Добавив нотки бергамота к землистой основе дубового мха, она получила теплый древесный запах, впервые в 1917 году прославивший легендарного парфюмера Франсуа Коти. Аромат Верности Жас был ни женским, ни мужским, им можно было пользоваться и брату, и сестре. Именно так и должно было быть, чтобы они оба использовали его, сигнализируя при каких-то неприятностях, что им нужна помощь. Обычно это означало, что у них проблемы с мамой или папой и надо спасаться. Она пользовалась этими духами гораздо чаще,
Жас даже не знала, что он хранит некоторые из тех ароматов. Почему этот оказался на самом краю стола?
– Робби рассказывал тебе об этих духах? – спросила она Гриффина, поднимая стеклянные осколки, когда Марше ушел.
– Нет.
– Ты уверен?
– Да. А что? Что это?
– Сомневаюсь, что флакон стоял здесь вчера. Если бы он тут был, я бы его обязательно заметила или почувствовала запах. За этим столом я сидела много раз после приезда в Париж. И флакон… отец перестал пользоваться такими много лет назад. Ненужными флаконами он разрешал нам играть.
– Не понимаю. Какое отношение имеет разбитый флакон ко всему происходящему?
– А что, если Робби жив? Что, если он был здесь вчера ночью? Он мог оставить эту бутылочку для меня как послание. Возможно, его ботинки и бумажник – это тоже послание. Робби мог оставить их у реки, надеясь, что их найдут и расскажут мне. Не может быть простым совпадением появление его ботинок и бумажника там, где мы когда-то были вдвоем. В том месте, которое напугало меня так сильно, что он убедил бабушку прервать визит и вернуться домой.
Глава 28
Когда на станции «Порт Доре» Гриффин вышел из метро, было пасмурно. Полуденное солнце скрылось за плотными облаками, и вход в Буа де Венсенн утонул в тумане. Свозь дымку Гриффин разглядел золотое мерцание, но, лишь оказавшись под статуей, он смог разглядеть возвышающуюся Афину, сияющую, словно предупреждающий маяк. Фонтан у ее ног разливался в широкий пруд, в котором отражалось серое небо и королевские пальмы, высаженные вокруг фонтана и торчавшие, словно мачты из таинственных пучин.
Ему казалось, что в выходной день в парке должно быть людно, но сейчас, в сырую погоду, на длинных аллеях не было видно ни души.
Вдруг из тумана выбежал огромный черный пес, мчавшийся прямо на него в сопровождении целой стаи. В течение нескольких секунд Гриффина окружила свора собак, принюхиваясь к нему и рыча.
Гриффин знал, что с одной собакой он справиться мог, но не со стаей, поэтому он постарался стоять смирно, готовясь к возможному нападению. Через долгие несколько минут вожак, казалось, потерял к нему всякий интерес. Он развернулся и убежал, увлекая за собой остальных. Когда собаки исчезли, Гриффин ощутил, как сильно у него бьется сердце.
Если бы он знал, какой большой была стая, как долго придется сюда добираться или как тут безлюдно, он бы выбрал другой маршрут. Но по телефону лама почти ничего не объяснил, лишь сказал, что он друг Робби и хочет назначить встречу.
– И, пожалуйста, будьте осмотрительны.
Гриффин хотел спросить ламу, как тот его нашел, но лама слишком быстро повесил трубку. Тот факт, что Гриффин оказался в Париже для того, чтобы работать с египетским артефактом, не был секретом. Несколько дней назад Робби приглашал куратора из «Кристис» на обед вместе с Гриффином. Археологическое сообщество было весьма небольшим. Возможно, Робби поделился с ламой тем, что сказал куратор.