Парфюмер
Шрифт:
– Сахар? Молоко?
– глухо спросил Алан.
– А кружка большая?
– я подняла голову к нему.
– Приличная, - растерянно отозвался он.
– Тогда четыре ложки. И молоко. Спасибо, - я перехватила кружку за ручку и осторожно отпила, но все равно обожглась, конечно. Алан молчал.
– Метель заканчивается, - вдруг с тоской сказал он. Я пожала плечами.
– Ну и что. Нас отсюда никто не гонит.
– Джун, ты так говоришь....
– Алан. У тебя один единственный шанс рассказать мне все, как есть. Потому что единственное, чего я не приемлю в отношениях между людьми -
– Впервые я увидел тебя полтора года назад.
– Резко начал он, а я обратилась в слух.
***
Как, как можно обмануть такое доверие? Соврать, обмануть, пренебречь, растоптать? Она знала, знала про дом, и не только не сбежала от него в лес, но и сама убрала все преграды отчуждения, доверилась легко и просто, вверила себя его заботе. Как можно было воспользоваться таким?! Он считал себя не самым хорошим человеком, но и не такой сволочью.
Конечно, он все ей расскажет. Как увидел ее впервые на свадьбе племянницы мэра - они оба почти случайно затесались в толпу приглашенных. Она была со своей начальницей, весь вечер улыбалась чуть отсутствующей и загадочной улыбкой, глаз не было видно из-за больших солнечных очков и локонов, то и дело непослушно падающих на лицо. Он просто не решился к ней подойти - из-за такой красоты было трудно дышать, и он бы неминуемо все испортил, если бы подошел. Длинное платье цвета старой бронзы - и непонятно, где переход в цвете волос и ткани. Тонкие аристократичные пальцы, рассеянно гладящие ножку бокала. Смуглая кожа, гладко мерцающая в вырезе платья. Грудной бархатный голос. Он был ослеплен, совершенно уничтожен этой необычной, приглушенной красотой, и недоумевал - неужели все остальные ослепли, и ничего этого не видят? Почему она стоит одна, а не в окружении поклонников?!
Позже он узнал ее имя, и название фирмы, где она работала, и много раз собирался к ней подойти, но каждый раз что-то мешало. Опрокинутая чашка кофе. Не вовремя подошедшая подруга. Парень, опаздывающий на свидание, но в последний момент успевший. Авария на перекрестке, перегородившая путь. Случайный звонок, отвлекший внимание, из-за которого он потерял ее из виду. Всего не вспомнить, не перечесть. Вспоминать - глупо. В тридцать с лишним лет бояться подойти к женщине, познакомиться - это ненормально. И его ненормальность переросла в одержимость. Доведенный до отчаяния собственной слабостью и бессилием, он пошел на крайность.
***
Я слушала с открытым ртом, позабыв про остывающий кофе. Щеки медленно, но верно наливались краской. Господи, неужели я, Я! Способна вызвать такую бурю в душе у мужчины?! Свести с ума, поработить одним своим ' чуть загадочным и отсутствующим видом'?! Так не бывает - не в этой жизни, не со мной, не у меня! Я не умею так!
У него дрожит дыхание, и чуть подрагивает голос от волнения и смущения, когда он рассказывает мне, где и в каких местах он хотел подойти и заговорить со мной. Его убивает мысль о том, что может меня потерять, когда я так близко. Но он продолжает выворачивать передо мной душу на изнанку, он ничего не требует взамен, он просто хочет... меня. Всю, без остатка, со всеми моими проблемами, страхами, радостями, тараканами в голове, почти
У него достало смелости и благородства остановить меня и остановиться самому - он на каком-то сверхчеловеческом уровне понимания осознает, что в противном случае я бы не смогла простить его. Он уже давно молчит - молчит с обреченным ожиданием моего ответа.
– Ты что, плачешь?
– шепотом изумляется он, и в ту же минуту я оказываюсь в самом надежном кольце рук, теплом и безумно родном. Как будто так было всегда.
– Джун?!
– Как хорошо, что ты все-таки подошел ко мне там, в аэропорту, - хрипло сказала я, по-детски утыкаясь ему в шею.
– Слава богу. Я могла бы прожить жизнь без тебя - вот ужас.
– У меня сейчас будет инфаркт.
– Серьезно предупредил Алан, а я хрипло засмеялась, вытирая лицо.
– А у меня разрыв сердца. От нежности.
– Ответила я.
– Тебя не смущает то, что я хотел тебя усыпить и три дня держать взаперти в этом доме?
– осторожно интересуется он.
– По-моему, это больше смущает тебя, - хмыкнула я, отпивая остывший кофе.
– Не могу поверить, что додумался до такого.
– Он качает головой и зарывается лицом в мои волосы.
– Я, наверное, совсем псих, да?
– Угу. Это я тебя свела с ума. И это страшно меня волнует.
– Волнует?
– Заводит.
– Джун!
– Молчи. Лучше, поцелуй меня.
И он целует меня, жадно, крепко, и все мои слабые сомнения исчезают и растворяются. Ничего уже не имеет значения, только его горячие губы, сильные руки, легко несущие меня на кровать. Тяжесть тела, настолько приятная, настолько желанная, что перехватывает дух. Тихий бессвязный шепот, щетина, царапающая кожу, биение его сердца - или моего, набатом отдающее в ушах. Кровь вскипает от его ласки, от напора, от жадности и оттого, что нет никаких запретов, а есть только желание оказаться как можно ближе друг к другу - огромное, всепоглощающее, одно на двоих, и невозможно оставить его неудовлетворенным.
Я бездумно водила пальцами по его лицу, машинально отмечая мелкие шрамы на лбу.
– Что это?
– Авария пять лет назад, - слабо откликнулся Алан, спуская мою ладонь к губам и целуя мои пальцы.
– Под волосами не видно. Особенно, когда отрастут. Пришлось делать небольшую операцию, осколков было много.
– Бедный мой, - вздохнула я, гладя его скулы.
– Ну, что ты...
Я продолжила неспешно изучать его тело наощупь. Волос на груди, к слову сказать, было не так уж мало. Живот моментально напрягся, когда я двинулась изучать его.
– Щекотно, - прошептал он, целуя меня в висок.
– Ревнивый, - с удовольствием отметила я.
– Очень, - серьезно ответил Алан.
– Патологически, я бы сказал.
– Я тоже ревнивая, - успокоила я его коротким поцелуем.
– Надо подбросить дров, потому что к утру это все прогорит.
– Озаботился Алан, и неохотно выпутал руку из моих волос.
– Если пойдешь на улицу, обязательно оденься как следует, - сонно велела я.
– А то прострел схватишь. И гайморит. И еще что-нибудь.