Пари
Шрифт:
— Ага.
— Я не пойду на ночь глядя в такое место, Лекс! Ты с ума сошел?! Если меня кто-то там заснимет — моей репутации конец!
Она так не задыхалась от возмущения, даже когда посылал ее матом.
Значит, попал туда, куда и целился.
— Вик, солнце мое, да я в душе не ебу, что будет с твоей репутацией и с тобой в принципе! Все, пока!
Заканчиваю разговор, злобно кривляясь своему отражению.
Я ни хрена не badboy и никогда не издевался над теми, кто слабее. Тем более — над женщинами. Черт, я даже ее трогать не собирался. Мне было глубоко насрать, что с ней стало и что будет
Я еще минуту смотрю на телефон, ожидая, что она начнет названивать снова.
Но, похоже, она и не собиралась этого делать.
Глава четвертая: Вика
— Вот мудак!
Я в сердцах замахиваюсь телефоном, но в последний момент вспоминаю, что у меня новенькая моделька, купленная по предзаказу в эксплозивном цвете «благородный титан», и просто откладываю телефон на стол. Подумав, на другую сторону стола, где Хасский, как сверчок из «Буратино», перебирает бумаги, которые каким-то чудом в общей суматохе успел стащить из офиса.
— Он не согласился встретиться? — спрашивает, не поднимая головы от финансовых бумажек.
— Хуже. Согласился и назначил встречу на сегодня.
— Ну, моя дорогая, считай, что тебе крупно повезло.
— Повезло? Господи.
Я закатываю глаза, воображая, завтрашние заголовки всех таблоидов: «Светская львица Виктория Янус была замечена в «пикантном месте!» Боже, да будь это просто стриптиз-клуб, я бы и бровью не повела. Но в столице только глухой и слепой не знает, что такое «Джунгли» на самом деле! Не зря же все девочки из трусов выпрыгивают, стараясь заполучить инвайт на вход. Потому что это, фактически, задокументированная площадка по продаже своей молодости, красоты и гениталий за приличные деньги какому-нибудь щедрому мужику. Засветиться там, значит, официально выставить себя на продажу.
Лекс не может этого не знать!
— Ну, что там? — Я поторапливаю Хасского, в надежде, что все окажется не настолько плачевно. Я не хочу идти в «Джунгли»! Боженька, за что ты так со мной?!
Хасский, перевернув последний документ, вздыхает, снимает очки и потирает две глубоких вмятины на переносице. Я практически готова упасть духом.
— Вика, прости, но… Кажется, уже ничего нельзя сделать.
— Как такое возможно?! — От возмущения теряю контроль над голосом и все посетители кафе осуждающе смотрят в нашу сторону. Да и плевать на них. У меня тут вся жизнь наперекосяк, какое мне дело до того, что мой крик души портит вкус их кокосовых латте?! — Как, черт подери, такое может быть?!
— Легко, когда у руля идиот.
Хасский никогда не скрывал, что Марат ему не нравится. Он даже пытался отговорить меня принимать его предложение руки и сердца, но я тогда была крепко на мели, а других вариантов просто не было! И в конце концов, эти три года все же было нормально! Ну, не считая того, что последние несколько месяцев Марат начал крепко закладывать за воротник, но я-то тут причем?
«Спокойно, дорогая, — мысленно поглаживаю свою хрупкую, абсолютно
?????????????????????????? — И так, я готова. — После минуты дыхания животом, складываю руки на столе, как прилежная ученица. — Насколько все плохо?
— Настолько, насколько это вообще возможно.
— Сколько я могу заработать, если найду покупателя в ближайшие дни? — У меня десятки знакомых во всех сферах, если я как следует сяду на телефон, то смогу найти потенциального покупателя. Возможно, он заплатит не так много, как Лекс, но мне хотя бы не придется идти в «Джунгли»!
— Вика, девочка моя, боюсь, ты не очень представляешь масштаб катастрофы.
— Да что вы как под копирку заладили все одно и то же! — Вспоминаю разговор с Лексом — он ведь сказал почти то же самое. И Марат бубнел про какое-то банкротство.
— Алексей? — безошибочно угадывает Хасский. — Вика, стоимость «Гринтек» падает буквально каждый час. Вероятно, в ближайшие дни, их стоимость будет таково, что желающим их купить придется еще и доплачивать. Поверить не могу, что Марат мог так бездарно…
Он трясет веером документов и запивает возмущение чаем.
— Вика, послушай. Отбрось свои фокусы и послушай очень внимательно.
О нет. Нет, нет, нет.
Мне хорошо знаком этот морализаторский тон. В прошлый раз, когда я его слышала, Хасский предлагал не спешить сбрасывать со счетов Лекса, когда я рыдала и проклинала судьбу, потому что она сделала инвалидом единственного приличного мужика, способного обеспечить мне достойную жизнь.
— Ты уже и так потеряла почти все.
— Эй, а можно немного помягче?! Почему все друг забыли, что жизнь не готовила меня к таким потрясениям?!
— Ты должна встретиться с Лексом. Вряд ли он тебя простит, но ты должна попытаться попросить прощения. И потом молча и без споров бери то, что он тебе предложит. Соглашайся на все условия.
Что значит «Соглашайся на все условия»?!
— Хасский, боже, ты вообще помнишь, как мы с ним расстались?
Хотя, это трудно назвать расставанием в любом смысле этого слова. Скорее уж бегством крысы с тонущего корабля. Но что еще мне оставалось делать, когда вся ситуация в одну минуту просто максимально сильно развернулась ко мне жопой? Я всего лишь пыталась остаться на плаву, выжить там, где хороших и верных девочек акулы обычно сжирают в первую очередь.
И даже если бы я пришла в больницу и сказала, что все кончено, глядя Лексу в глаза — что бы это принципиально изменило? Только создало бы много ненужного шума, но даже в этом я не уверена. Он всегда был чертовски джентльменом.
Я вспоминаю наш с ним только что закончившийся разговор и делаю поправку на то, что времена, когда Лекс был рыцарем в сверкающих доспехах, похоже, канули в лету.
— Виктория, девочка моя, ты уже однажды меня не послушалась, — напоминает Хасский, и неприятно постукивает краешком очков по распластанным на столе документам. — Не люблю говорить «а ведь я предупреждал», но в данном случае — я снова тебя предупреждаю.
— И что с того? У меня по крайней мере были эти три года.
— За которые ты так ничему и не научилась.