Парикмахерия
Шрифт:
Впрочем, у Светаны уже был опыт не только законного мужа. Да и сам я мальчик активный. Она охнула в первый момент. Оторвавшись от созерцания "белогривых лошадок", взглянула на меня с мимолётным интересом и, очевидно, в порядке выражения "пылающей страсти" и "любовных восторгов", обняла меня за шею. Точнее - придушила. Вы когда-нибудь пробовали заниматься любовью в условиях, когда сильная женская мозолистая рука прижимает ваше лицо к старой рубахе небелёного полотна, пропитавшейся сегодня потом явно уже не первый раз? И постепенно сдвигает в сторону подмышки, где ещё не высохло мокрое пятно. Причём под рубахой чувствуется мягкая женская грудь. Которая отнюдь не - "о какая!". Поскольку используется в качестве затычки всех путей. И
Так, пока не дышится - старый анекдот:
"Клуб "Кому за тридцать". Дама снимает мужичонку, приводит домой и смущённо сообщает:
– - Я в эти моменты... сильно потею.
– - Да плевать - у меня насморк.
Посреди процесса мужикашка вдруг вскакивает и кидается распахивать форточки.
– - Что, так сильно пахнет?
– - Нет. Просто глаза режет".
У меня - не режет. Я их закрытыми держу. Только один раз и открыл. От неожиданности. Когда она меня за ягодицу ущипнула. Типа: давай парень, не спи - работай. Типа: я тут вся "страстью сгораю", а ты дрыхнешь. Да я бы не против. Но мне же для этого двигаться надо! А когда за шею заякорили насмерть... Мадам! Ход моего плунжера ограничен вашим фиксатором! Отпустите мою голову! Я же ей работаю! Даже в такие моменты. Ё...!
Для произведения физической работы у меня осталась только нижняя часть тела.
"Поднимая ветер тазом
Познакомишься с экстазом".
Или наоборот:
"Не бывать тебе в экстазе
При малоподвижном тазе".
Я попытался дёрнуться, как-то освободиться... Ванька, засунь своё свободолюбие в... в куда и остальное засовываешь. Против простых русских женщин ты, со всем своим попаданством, со своей сверхскоростью, сверхэрудицией, и, даже, сверхвыносливостью...
"Бедная, угнетённая и бесправная селянка в порыве жаркой любви придавила юного, но уже многообещающего, прогрессора до смерти. Одновременно применённые гаррота из горячей женской плоти и газовая камера с аналогичным наполнителем, не оставили ему никакой надежды на спасение. Снимите шляпы и почтите минутой молчания".
В какой-то момент до меня дошли посторонние звуки. Воспринимать человеческую речь через толщу женской груди... Что я, фонендоскоп какой-то? Ничего не понятно. Но мощь захвата несколько снизилась, и я смог, продираясь носом через все эти... прелести, повернуть голову. Передо мной, шагах в пяти, стояла Любава. Она в совершенном ступоре рассматривала мою тощую голую задницу, ритмически качающуюся между белых ляжек её матери. Светана, заметив, что ребёнок её не слушает, с досады снова ущипнула меня. А когда я несколько резко задёргался, успокаивающе похлопала по ущиплённому месту, и продолжила инструктирование дочки.
– - Ты скажи там, Николаю этому, чтобы вещи наши сложили в том сарае, который поцелее. Ну, где этот безногий и батя твой лежат. Их пусть в другое место перенесут. А наше - туда. И вот, боярича всякое чего - тоже туда же. А Домне передай: боярич велел воды натаскать да согреть. Я волосы промыть хочу. Ну не резать же их, в самом-то деле. Что я, лярва эта бессловесная? А Чарджи скажи...
Тут она несколько неуверенно взглянула на меня. Вид моего полурасплющенного лица на своей груди её успокоил, и она продолжила:
– - Скажи, что те бусы красненькие, которые я у него... поносить взяла, у него боярич Иван выкупит. За добрую цену. Ну, беги детка. Да скажи стряпухе, что я сильно прожаренных - не люблю. И ещё...
Но Любава рванула с места в карьер, не дожидаясь завершения монолога матери. Мы оба проводили мелькающее между деревьями белое полотно детской рубахи. Потом продолжали. Точнее, я и не прерывался. Ритмические, чисто автоматические похлопывания свободной руки Светаны
– - Чего? Нравится девка моя? Вижу, нравится. Ну и славно - она вся в меня, вырастет - такой же красавицей станет. Не соня, не лентяйка, не неряха какая. Умница, рукодельница. Она тебя и накормит, и обиходит, и в постель уложит. И в постели завсегда ублажит. Счастье. Я её всяким бабским штучкам учу. И по хозяйству, и для постели - чего мужикам надо. Только она ещё не выросла. Ещё годик бы подождать. Не, можно и сейчас, но я ведь внуков по-тетешкать хочу. А нынче - ты ей сразу всё порвёшь-разворотишь, и детишек не будет. А подождёшь - она тебе кучу деток нарожает. Сыновей здоровых. Как я Акиму. Только он, дурак старый, нос стал воротить. А ты-то умнее. И не старый. Аким-то помрёт - имение тебе отойдёт. А кому ж ещё? Ольбегу с этой... боярыней? Да я Чарджи только скажу - он из неё дурость-то выбьет. А брюхо-то - набьёт. И будешь ты - господином всего. А мы - при тебе. Любашка - сударушкой. В доме, в опочивальне управляется, тебя радует. А я так, по усадьбе, с дворовыми кручусь. Да деток ваших лелею. Родной-то глаз - крепче присмотрит. И заживём ладком. Как у Любашки что надо вырастет - я сама её к тебе и приведу. Сам-то не лезь. Ну, там, подержаться, потрогать можешь. Но - смотри. А пока - я и сама могу. Да и потом, когда ей нельзя будет - постельку твою согрею. А то может и понесу от тебя. А что? Сразу и за внуками, и за детьми присмотрю - мне не в тягость. А хорошо бы. То я Акиму сыночка родила, а теперь - внучонка рожу. Эх, Ванюха, короток бабий век, вот это всё скоро состарится, обвиснет, никому ненадобное будет. Может, хоть с Любашкой повезёт, пристроить бы её в добрые руки. Чтоб она простой бабой не осталася, не горбатилась всю жизнь в грязи непролазной. И я - при ней. Ты чего? Ты вынимать-то не вздумай!
Постепенно мне удалось ослабить её хватку и увеличить диапазон моих движений. Светана восприняла это как намерение реализовать основной здесь приём по предотвращению беременности - "прерванный коитус". Что явно противоречило её планам - "сделаем Акиму внучонка". Она вывернула ногу и упёрлась пяткой мне в анус, плотно вмяв меня в себя. Амплитуда моих колебаний ушла в субмиллиметровый диапазон, но процесс был уже в такой фазе...
– - Всё что ли? Кончил? Ну и хорошо.
Светана ловко откатила меня с себя в сторону, поднялась, отряхиваясь. Промокнула подолом у себя между ног, деловито убрала косы и повязала косынку.
– - Я пойду на заимку-то. Гляну как там. А то всё не так сделают. Дурни. Ты-то Домне-то не сильно верь. Хитрая баба. Да, грабли-то мои прихвати.
Она покровительственно хмыкнула и удалилась. А я остался сидеть на полянке. Со спущенными штанами.
"Пой Ванюша, так, чтоб среди ночи
Промчался ветер, кудри теребя,
Пой, играй, чтобы ласковые очи
Не спросясь, глядели на тебя".
Вот уже точно: "не спросясь". Поглядели, поимели, обженили и обустроили. "Ласковые очи". Не, надо заканчивать со случайными сексуальными связями, лучше уж стогование на жаре.
Сиё было первый раз в этой моей жизни, когда меня соблазняли. Взрослая, вольная, замужняя баба затащила на себя тощего, плешивого мальчонку. Удивительная вещь - чутьё женское. Она углядела, учуяла ещё в те поры, что из меня, безродного, пришлого, родителем выгнанного - толк будет. Что смогу я подняться, из обычной жизни крестьянской - выбраться. По малому своему разумению говорила она только о ей понятном - о поместии Акимовом, об отнятии наследства. Но и не разумея чужести моей, учуяла однако же грядущее возвышение моё, и немедля устремилась прицепиться, оседлать "удачника".