Париж

Резерфорд Эдвард

– Возможно, месье. – Пети эти слова мало успокоили.

– Даже если… Я говорю «если», так как пока мы не уточнили все детали. Даже если выяснится, что причина нынешнего состояния вашей дочери – мой сын, надо сразу расставить все точки над «i»: он не желает жениться на ней. Нет никакого смысла в том, чтобы обманывать себя. Я представить не могу, чтобы Марк захотел чего-то в этом роде, и сам не одобрю такого варианта.

Пети промолчал. Да и что он мог сказать? Подобного ответа он и ждал.

– Если события будут развиваться именно так, –

продолжал Жюль, – как вы поступите?

– Она уйдет из моего дома. Я больше не желаю видеть ее.

– Вы не простите дочь?

– Я не могу, месье. Мне надо думать о других моих детях. Но ваша семья также несет ответственность.

С заказчиком недопустимо обращаться подобным образом, но Пети почти не сомневался, что Бланшар и так уже потерян для него.

Жюль прикидывал, не согласится ли девушка на аборт. Это можно было бы организовать. Но сейчас не время поднимать эту тему.

– Я воздержусь от дальнейших комментариев до тех пор, пока не поговорю с сыном. Но можете быть уверены, что после этого я сразу свяжусь с вами.

Беседа на этом закончилась. Как только Пети ушел, Жюль послал слугу в жилище Марка с сообщением, что отец немедленно хочет видеть сына.

– Не как можно скорее, – подчеркнул он, – а немедленно.

Марк приехал за двадцать минут до полудня. Он широко улыбался. Его американский друг, на первый взгляд довольно безобидный, прибыл вместе с ним, и Марк весело представил его родителям. Затем отец попросил его пройти в библиотеку для разговора с глазу на глаз.

– Коринна Пети беременна, – объявил Жюль, закрыв дверь.

– Беременна? – Удивление на лице Марка было искренним.

– Утром ко мне приходил ее отец. Он хочет знать, что ты планируешь делать с этим. Есть ли шанс, что отец не ты?

– Скорее всего, я. – Марк подумал и пожал плечами. – Она была невинна.

– Девственница?

– Да. И… Сомневаюсь, что у нее была возможность…

– Он считает, что ты должен жениться на ней.

– О нет!

– Ты понимаешь, что с ней станет? Отец собирается выгнать ее на улицу. Она для него мертва.

– О боже!

– А ты чего ожидал? Неужели у тебя вообще нет никакого чувства ответственности? – Жюль говорил все громче. – Ты соблазняешь дочь человека, который работает на нашу семью, который доверяет нам и уважает нас. Ты губишь ее и думаешь, что никаких последствий не будет? Что, по-твоему, я чувствовал, видя гнев и страдание несчастного мебельщика? Что, по-твоему, я почувствую, если какой-нибудь подлец – да, подлец вроде тебя! – погубит твою сестру? Негодяй! – выкрикнул он. – Кретин! – От гнева у него перехватило дыхание.

Марк выслушал эту тираду в полном молчании. Немного погодя он ответил единственным словом:

– Жозефина.

– При чем тут «Жозефина»?

– Ты оскорбляешь меня и обзываешь разными словами. Но свой универмаг, по которому весь город знает тебя и всю нашу семью, ты назвал именем своей бывшей любовницы.

– Чушь! Он назван так в честь императрицы

Жозефины. Все это знают.

– Не беспокойся, мама не догадывается ни о чем.

– Она ни о чем не догадывается, потому что нечего тут гадать, – резко ответил отец.

– Как хочешь. – Марк опять пожал плечами.

– Если бы, – уже тише сказал ему отец, – у тебя была любовница – дама из общества или просто опытная женщина, умеющая позаботиться о себе, я был бы только рад.

– На это моего содержания не хватает.

– Но твой случай, – продолжал отец, игнорируя дерзкое замечание, – совсем другой. – Он помедлил. – Мы могли бы отмахнуться от девушки, могли бы заявить, что она всего лишь маленькая шлюха и что неизвестно, отец ты или нет. Я знаю много семей, которые поступили бы именно так. Ты хочешь, чтобы и я так поступил?

– Нет.

– Рад слышать, поскольку я не намерен делать ничего подобного. Нужно посмотреть, что можно предпринять. Она могла бы родить вдали от города. Это не проблема. Ребенка потом отдадим на усыновление. Если нужно будет, я буду платить за его воспитание. Однако боюсь, что Пети все равно не позволит дочери вернуться в семью. Я его понимаю, но все равно это трагедия. – Он сурово глянул на сына. – А пока, с целью помочь тебе обдумать твое поведение, я приостанавливаю выплату твоего содержания.

– На сколько?

– Посмотрим. – Он жестом дал понять Марку, что тема закрыта. – Тебе лучше вернуться к твоему другу из Америки. Скоро начнут прибывать остальные гости. О, и еще одна вещь, – вспомнил Жюль. – Твоя сестра ничего не должна знать об этом деле. Ты меня понял? Ни-че-го.

Фрэнк Хэдли был симпатичным парнем. Он приехал в Париж, чтобы изучать искусство, и через пару недель случайно повстречался с Марком Бланшаром. Они подружились, Марк показал приятелю город и теперь вот пригласил познакомиться со своей семьей.

Двадцатипятилетний американец был высоким, хорошо сложенным мужчиной, с каштановой шевелюрой и широко расставленными карими глазами. Его сильная, атлетическая фигура подсказывала, что он мог бы быть хорошим гребцом и, возможно, неплохо управляется с топором, и оба предположения были верны.

Его школьного французского хватало, чтобы не растеряться совсем в первое время, а теперь он усердно учил язык по два часа каждое утро.

Фрэнк с любопытством оглядывал апартаменты. Было очевидно, что семья Марка принадлежит к буржуазии и имеет деньги. Тут не было ни величественной мебели в стиле Людовика XIV, столь любимой аристократией, ни более легкой мебели рококо. Обстановка просторного жилища Бланшаров датировалась по большей части XIX веком. Это были диваны и стулья с гнутыми ножками и спинками, лакированные шкафчики, тут и там – столы в более простом, суровом стиле Директории. И повсюду изобилие зелени: пальмы в углах, цветы на столах. Крупная буржуазия Франции почти так же, как и средний класс викторианской Англии, полюбила комнатные растения.