Париж
Шрифт:
– Все, что ты должен делать, Фрэнк, – это выказывать уважение. Нельзя забывать о том, что англичане, в конце концов, победили Наполеона, а еще у них величайшая империя в мире, и потому они склонны к надменности. Так как язык дипломатии – французский, с английскими дипломатами у нас нет проблем. А вот остальные их соотечественники приезжают сюда и пытаются указывать нам, что делать, да еще по-английски. Разумеется, нам это не всегда нравится. Но если ты проявишь немного уважения и постараешься говорить на французском, то все будут рады помочь тебе. – Он помедлил. – Хотя и потом у
– О чем ты?
– Американцам почему-то с трудом дается французское произношение. Не знаю, в чем тут дело, но я уже не раз замечал это. Иногда американец выучит французский, приедет сюда и начинает говорить, и мы вслушиваемся изо всех сил, потому что догадываемся, что он говорит на нашем языке, но не можем понять ни слова. – Марк пожал плечами. – Досадно. – Потом он ухмыльнулся. – Но ты не огорчайся, старина. Если ты не будешь запускать грамматику, то твоим произношением я займусь лично.
По правилам хорошего тона де Синя следовало усадить по правую руку мадам Бланшар, знавшей всего несколько английских фраз, а по левую – Фрэнка. Но с другой стороны от него сидел англичанин Фокс. Де Синь тоже немного говорил по-английски. Справа от него была Мари. Жюль Бланшар устроился на противоположной стороне стола, между сестрой и невесткой.
Шла общая беседа, и Фокс негромко переводил Фрэнку, когда в этом была необходимость. Поскольку Хэдли был гостем из-за границы, то весь стол самым дружелюбным образом потребовал, чтобы он рассказал о себе. Хозяйка дома поинтересовалась, откуда он родом. Фрэнк объяснил, что жил в разных городах, поскольку отец его был преподавателем и работал то в одном университете, то в другом, пока не вышел не так давно в отставку и не поселился в Коннектикуте.
– Что он преподавал? – спросила тетя Элоиза.
– Латынь.
– Ваша семья всегда была связана с науками? – с надеждой спросила она.
– Нет, мэм. Мой дед нажил неплохое состояние на торговле мануфактурой, но отец любил учиться и потому избрал академическую карьеру.
– Вы сказали, мануфактура? – заинтересовался Жерар Бланшар с конца стола. – Опт или розница?
– И то и другое.
– Значит, ваша семья похожа на нашу, – одобрительно заметил Жерар. – Такая же солидная.
Тете Элоизе этот вывод не доставил удовольствия, но Фрэнк улыбнулся.
– Нам нравится так думать, – ответил он весело.
Тетя Элоиза пожелала узнать, что побудило его заняться искусством, и он поведал, что его мать – талантливая музыкантша и художница.
– Я посещал учебное заведение, которое называется Юнион-колледж. Оно расположено примерно в том месте, где художники Гудзонской школы живописи черпали свое вдохновение, – пояснил он. – Тамошние пейзажи поражают величием. Они среди прочего и подсказали мне, чем заниматься. – Он внезапно переменил тему и обратился к Марку: – Ты говорил, что американцам не дается французское произношение. Давайте посмотрим, как у вас получится справиться с американским. Мой университет располагается на реке Мохок в городке под названием Скенектади. Кто из вас сможет повторить это?
После того как каждый попробовал произнести название города, Фрэнк покачал головой:
– У
Французы были в восторге от этого маленького соревнования.
– Но это просто невозможно выговорить! – раздавались горячие протесты. – Таких слов не существует!
– А почему вы приехали во Францию, месье Хэдли? – рискнула задать вопрос Мари, хотя и смущалась.
– Импрессионисты, мадемуазель. Французские импрессионисты сейчас невероятно популярны в Америке, и поэтому каждый молодой художник в Соединенных Штатах хочет отправиться во Францию. Думаю, я лишь один из многих.
– Так и есть, – подтвердил Марк. – Мне уже кажется, что скоро во Франции американских импрессионистов станет больше, чем французских. Но я видел работы Хэдли – у него большой талант.
– Вы учитесь и пишете картины, месье Хэдли, – вступил в беседу де Синь, – тем не менее вы производите впечатление человека, который с удовольствием бывает на свежем воздухе.
Фрэнк опять улыбнулся:
– Сказать по правде, я не был уверен, что делать после окончания университета, поэтому отправился на Запад и год проработал на ранчо. Это было чудесное время. Бескрайнее пространство вокруг и физическая работа, которую я обожаю. Однако под конец я уже не сомневался, что хочу изучать живопись.
– Значит, вы ездите верхом?
– Конечно.
– С ковбойским седлом?
– В Новой Англии я пользовался английским седлом, но предпочитаю ковбойское. А вы ездите верхом?
– Я служу в кавалерийском полку, месье. Что касается ковбойского седла, то с тех пор, как в Париже побывал Буффало Билл, все хотят попробовать его.
– Месье де Синь слишком скромен, – мягко вмешался Жюль Бланшар, – но мне посчастливилось узнать от его отца, что его чуть не зачислили в элитную команду «Кадр Нуар». Это означает, Хэдли, что он – один из лучших наездников во всей Франции.
– Я бы так не сказал, – возразил аристократ, но Хэдли видел, что комплимент был ему приятен.
Также он заметил, что на Мари эта информация произвела большое впечатление.
Хэдли оглядывал стол: ему удалось развлечь компанию и развеять тягостное впечатление, оставшееся от ссоры Марка с отцом. Казалось, все прекрасно проводят время.
– Скажите мне, месье Хэдли, что вы будете делать, если карьера живописца у вас не сложится? – вдруг подал голос Жерар. – Вы будете работать?
– О нет! – воскликнула тетя Элоиза. – Хватит, Жерар. Достаточно.
Хэдли же только рассмеялся.
– Я вижу, вы любите добираться до сути, – добродушно заметил он. – И это вопрос по существу. Мой отец щедр ко мне, и я смогу посвятить живописи несколько лет. Но если не достигну значительных успехов, то, скорее всего, займусь бизнесом. И думаю, что знаю, какого рода бизнес это будет.
– Мануфактура?
– Нет. Автомобили. По-моему, их ждет большое будущее. Буквально в последний год или два все производители стали переходить от паровых автомобилей к бензиновым двигателям внутреннего сгорания: Форд в Америке, Бенц в Германии, Пежо во Франции. Уверен, что это будет интересное и прибыльное дело.