Париж
Шрифт:
Потом они вышли вслед за Хемингуэями, и Клэр первая заметила в витрине магазина тонкий томик.
– Смотри, – сказала она матери.
На простенькой обложке прописными буквами было написано «В наше время».
– Это рассказы Хемингуэя, – сказал Фрэнк с такой гордостью, будто сам написал их. – Сколько экземпляров уже продано? – спросил он автора.
– Почти два десятка.
– Неплохо! – воскликнул Фрэнк. – И дело не столько в цифрах, сколько в уровне читателей. – Он похлопал друга по плечу. – Еще роман или два, и ты будешь
– Пойдемте, – сказала Мари.
Боксерские поединки проводились в крытом Зимнем велодроме, который сокращенно называли Вель-д’Ив. Находился он на левом берегу чуть ниже по течению от Эйфелевой башни. Они шли на запад по бульвару Сен-Жермен, пока не нашли на перекрестке с бульваром Распай такси, куда и загрузились все вместе.
Во время пешей прогулки Мари узнала от жены Хемингуэя, что у них есть годовалый сын. А Фрэнк рассказал, что дней десять назад наблюдал за соревнованиями легкоатлетов на открытом стадионе за пределами города.
– Очень хорошо выступили британцы, – сообщил он компании. – Их Абрахамс даже победил нашего Чарли Паддока и взял золото на стометровке. Но я не видел никого лучше шотландца Лидделла. Он отказался от участия в стометровке задолго до начала Олимпиады, потому что забег наметили на субботу. Вместо этого он целенаправленно тренировался для четырехсотметровки, пусть никто не верил, что у него есть хотя бы шанс. А потом он побежал так, будто у него крылья выросли. Преодолел первые двести метров со скоростью, которую никто не мог выдержать, и мчался дальше, не сбавляя темпа. Бежал во имя Бога. И Бог дал ему золотую медаль. Нашего Фитча шотландец опередил почти на секунду. Это было незабываемое зрелище.
Во многом, по мнению Мари, Фрэнк и Хемингуэй были похожи. Оба отличались атлетическим сложением, хотя в случае Хемингуэя это было заметнее, и он явно знал об этом. Фрэнк, будучи моложе друга всего на несколько лет, относился к нему как к наставнику. Может быть, потому, что Хемингуэй был уже женатым человеком, но скорее потому, что тот участвовал в войне. Вот что стало разделительной чертой в среде молодого поколения, заметила Мари: воевал ты или нет.
Со своей стороны, Хемингуэй обращался с Фрэнком как с братом.
– Ты хорошо гребешь, Фрэнк, – обронил журналист по ходу беседы, – но я бы посоветовал тебе попробовать бокс. Я знаю в Париже хорошего тренера и готов быть твоим спарринг-партнером, если захочешь.
Еще он упомянул, что Фрэнк пишет рассказы, и был очень удивлен, что Мари и Клэр не знали об этом.
– Надеюсь изучить получше писательское мастерство, пока я здесь, – признался Фрэнк. – Но когда придет срок, я, как и мой отец в свое время, вернусь в Америку и стану учителем. – Он улыбнулся. – Для честного человека это достаточно хорошая судьба.
– Несомненно, – согласился Хемингуэй, – только ты мог бы сделать себе имя в литературе. Может, тебе это кажется маловероятным, а я убежден в этом.
Клэр заинтриговали
– Хотя есть кое-что, чем я могу поделиться с вами, – сказал он. – Лучший совет, который я здесь получил, дал мне Хемингуэй.
– Что же это за совет? – спросила Клэр.
– Каждый, кто пытается что-то написать, должен это знать, – ответил Фрэнк. – Хемингуэй никогда не прекращает работу, пока не поймет, что именно будет писать на следующий день. Вот тогда можно остановиться, и назавтра ты легко вернешься в ритм повествования. В противном случае ты, скорее всего, застрянешь в самом начале нового дня.
– То есть нельзя дописать абзац или главу до точки и отложить ручку со словами: на сегодня это все, можно закончить.
– Именно. Это кажется естественным, но при этом является фатальной ошибкой.
– Мне нравится! – воскликнула Клэр. – Очень полезно знать такие практические вещи.
Мари наблюдала. Любящий пофлиртовать молодой человек может быть привлекательным, но когда выяснится, что ему присущи и серьезные качества, что он обладает какими-то талантами, тогда его личность становится еще более притягательной. Интересно, думала Мари, что еще скажет Фрэнк, чтобы завладеть мыслями Клэр.
Зимний велодром представлял собой большой крытый стадион. Для велосипедных гонок устанавливали деревянные дорожки, а зрители рассаживались либо по центру, либо на трибунах, круто вздымающихся кверху вокруг трека. Хемингуэй сказал, что обожает велосипедные гонки, но, поскольку вся терминология на французском, писать о них по-английски трудно.
В дни боксерских поединков, однако, весь стадион превращался в огромную аудиторию с рингом посередине. С потолка спускали целую систему мощных фонарей, укрепленных на металлических балках.
Они посмотрели несколько поединков. Оба американца оказались весьма сведущими в боксе. Большинство медалей должно было отойти Соединенным Штатам, но преимущество американцев было в более легких весовых категориях. Британцы доминировали в среднем весе, а у скандинавов были лучшие тяжеловесы.
Двое молодых людей со знанием дела обсуждали спортсменов. Оказалось, что Хемингуэй часто боксирует в гимнастическом зале, и Мари поинтересовалась, ходил ли он на бокс в Америке.
– Последний раз, когда я смотрел бой в Америке, то видел лучшего борца в мире.
– Кто же это?
– Джин Танни. Чемпион в полутяжелом весе. Если бы он набрал побольше массы и смог бороться в классе тяжеловесов, то наверняка побил бы и самого Джека Демпси.
– А я думал, что это никому не под силу, – заметил Фрэнк.
– У Танни получилось бы. Вот человек, с которым я хотел бы познакомиться.
– И что бы ты сказал ему, Хемингуэй? – Фрэнк вскинул брови.
– Я бы предложил ему сразиться.
Мари рассмеялась, но жена Хемингуэя даже не улыбнулась.