Париж
Шрифт:
Они соблюдали все возможные предосторожности и выбирали самые тихие улочки. Вроде бы никто из прохожих не обратил на них внимания. Держась за руки, они постояли у реки и полюбовались стройными башнями собора. И были очень довольны своим решением прогуляться.
Теперь они возвращались домой, не забывая об осторожности. У них были все основания быть бдительными: они только что потеряли своего покровителя и стали беззащитными.
Этьену Жан-Мари Гастону Роланду де Синю шел тридцать первый год, его жене Софи было двадцать пять. Они очень любили друг друга.
Этьен был выше среднего
Они поженились пять лет назад, и единственной их печалью было то, что после двух выкидышей Господь так и не дал им ребенка. Но их вера была сильна, они все еще надеялись.
Оба они были людьми просвещенными.
Среди их поколения образование стало весьма модным. Пресытившись пышностью и праздностью старого королевского двора, многие их друзья приняли идеи свободы и разума близко к сердцу. Молодые дамы стали носить более простые классические платья, подобно женщинам Римской республики. Мужчины обсуждали реформы. Славные герои вроде маркиза Лафайета, который воевал вместе с Вашингтоном, когда американские колонисты добивались независимости, говорили о честных, чистых добродетелях Нового Света. Возможно, считали некоторые, Франции следует объединить лучшее из традиционного с новым и заменить старую скрипящую власть аристократии на нечто более современное, например на конституционную монархию, как в Британии.
В двадцать лет вступив во владение родовым имением, Этьен думал, что с помощью своего богатства мог бы сделать мир лучше.
Он любил старый замок и людей, которые жили и работали там, а они любили его. Когда он отправился в Париж и столкнулся с большим миром, то понял, что в его душе горит неиссякаемая любовь ко всем живущим на земле. Он сожалел, что родился слишком поздно и не может принять участие в американских приключениях Лафайета. Но казалось, что во Франции тоже вот-вот начнется новый великий этап развития человеческого духа, и Этьен надеялся, что сумеет сыграть в нем скромную роль.
Все эти взгляды и устремления Этьена полностью разделялись его женой. У Софи было круглое лицо, обрамленное каштановыми волосами, розовые щеки, алые губы и большие карие глаза. Дочь генерала, Софи в жизни не причинила вреда ни единой живой душе, но свои убеждения умела защищать с такой решительностью, что отец гордился бы ею.
Для Софи определяющим понятием и мерилом всего была справедливость. Это неправильно, заявляла она, что у людей ее круга такое количество всевозможных привилегий, а у обычных людей нет ничего, неправильно, что в такой богатой стране, как Франция, голодают бедняки. В своего будущего мужа Софи влюбилась прежде всего из-за его стремления делать добро. Ее мечтой было дожить до того дня, когда народ Франции изберет парламент из достойных людей, который станет править их страной, возможно со справедливым королем во главе. Она была уверена, что живущие по соседству с замком люди будут рады избрать в парламент ее мужа; очень может быть, что она не ошибалась.
А
Летние месяцы они проводили, как обычно, в замке. Этьен немедленно поскакал в Париж с намерением завернуть в Версаль, чтобы все разузнать.
– Ничего пока не решено, – вернувшись, рассказал он Софи. – Лафайет и его друзья считают, что будет провозглашена конституционная монархия.
– А король с королевой?
Этьен пожал плечами. В последние годы при дворе один скандал сменялся другим. Большинство из них являлись выдумками интриганов, но его мнение о Людовике XVI и Марии-Антуанетте было невысоким.
– Они хотят как лучше, – сказал он, – но, по-моему, не представляют, что делать.
И Софи, и Этьен считали, что им следует вернуться в Париж как можно скорее.
– Мы же не хотим пропустить что-то важное! – восторженно восклицала Софи.
Какая наивность, думал Этьен, оглядываясь назад. Многие аристократы бежали из страны еще в первые дни революции. Этьен знал среди них немало людей, чье имущество было конфисковано и кого заочно приговорили к смерти. Но они с Софи верили в идеалы революции и надеялись, что в результате будет образовано эффективное и справедливое новое правительство.
И вероятно, переход к ограниченной монархии или к республике был возможен. Только по прошествии времени стало понятно, что ни одна из партий во Франции не была к нему готова. Пожалуй, вся Европа еще не была готова.
Итак, супруги де Синь приехали в Париж и вот уже пять лет вынуждены были вести жизнь, полную страданий. Пять лет неразберихи, сменяющих друг друга правительств, интриг, казней, в том числе короля и королевы, вторжений разгневанных европейских монархов, восстаний в сельских местностях. А теперь Конвент, боясь всех этих врагов, внутренних и внешних, вынужден был принять политику Террора.
Инициатором крайних мер стал самый радикальный из якобинцев – Робеспьер, их вдохновитель. Конвент обещал уничтожить всего одну категорию людей – врагов революции, но эта категория оказалась очень многочисленной.
В нее попадали самые разные люди. Первыми, само собой, под подозрением оказались аристократы. Потом их слуги. Потом ремесленники. Крестьяне. Убежденные католики. Члены либеральной жирондистской фракции, которые противостояли в Конвенте радикальным якобинцам. В конце концов в эту же категорию включили и тех якобинцев, которые разошлись во взглядах с Робеспьером и его кликой.
Никто не чувствовал себя в безопасности. Любого могли обвинить в предательстве. Если трибунал признавал человека виновным, то казнь на гильотине следовала быстро.
Месяц за месяцем с помощью нескольких гильотин, установленных в разных частях города, казнили врагов революции. И не было никаких признаков того, что процесс идет на убыль. Казалось, что Робеспьер с друзьями вознамерился очистить Францию от всех врагов и всех ошибок.
Какой же шанс на спасение имел добросердечный молодой аристократ, веривший в справедливость, милосердие и взаимопонимание? Вероятно, никакого.