Парижане и провинциалы
Шрифт:
Анри действительно решил отказаться от Камиллы, но в его самопожертвовании не было смирения, и все, что в нем стремилось к счастью и на мгновение обрело надежду, восставало при мысли, что возлюбленная может быть потеряна для него навсегда.
И он стал искать в своей памяти примеры внезапно возникших, непредвиденных состояний и строить ради этой цели самые сумасбродные проекты.
Америка с ее необъятными лесами, Индия с ее алмазными копями, Калифорния с ее золотыми приисками по очереди представали перед его глазами;
В то время как перед ним один за другим проплывали эти позолоченные призраки, раздался скрип открывающейся двери, и, повернув голову, он увидел на пороге папашу Мьета, вертевшего в руках свой остроконечный колпак с видом человека, собирающегося задать какой-то очень важный, но нескромный вопрос.
Анри смотрел на него несколько мгновений, затем, видя, что тот продолжает молча теребить свой колпак, решил нарушить молчание первым.
— А! — сказал он. — Это вы, господин Мьет.
— Да, господин граф, это я.
Анри горько улыбнулся, услышав, как папаша Мьет продолжает именовать его графом.
— Вам что-то нужно? — спросил Анри.
— Нет, — ответил старик. — Мне нужно не что-то, мне нужен кто-то. Извините за беспокойство, господин Анри, господин мэр Вути приехал с вами?
— Нет, я один.
— Ах, черт, мне необходимо с ним переговорить.
— Вы несомненно застанете его у него дома.
— У него дома! Если бы только это было именно так, то я бы не стал спрашивать. А господина Мадлена тоже нет?
— Вы его увидите. У вас к нему дело?
— Ну да, конечно. Я хотел бы с ним поговорить, но, возможно, если я поговорю с кем-то еще, то это будет одно и то же.
— Но с кем же, господин Мьет?
— Ну, к примеру с вами, господин граф.
— Как! Я могу вам дать необходимые сведения?!
— Ах! Я бы сказал, что да, можете, и даже скорее, чем кто-либо другой, если вы согласны.
— Я от всей души готов вам помочь, господин Мьет, — сказал Анри.
— Даже не знаю, как заговорить с вами об этом.
— Приступайте прямо к делу.
— В деревне кое-кто утверждает… — но я этому не верю, вы понимаете, господин Анри, — так вот, кое-кто утверждает, что ваша свадьба с мадемуазель Пелюш расстроилась?
— Увы! Те, кто это утверждает, дорогой господин Мьет, к несчастью, правы.
— О! Это невозможно, невозможно! Честное слово, господин Анри, клянусь, я поверю в это, если только услышу о случившемся лично от вас.
— И, однако, это так.
— Бог мой, вы выглядели такими влюбленными!
— Мы все так же сильно любим друг друга, господин Мьет.
— Нужны, конечно, были очень основательные причины, чтобы эта свадьба расстроилась, когда дело было почти уже сделано!
— Действительно, ее отменили по очень основательным причинам. Итак, если вы хотели узнать только это, дорогой мой…
Папаша Мьет сделал
— Но в деревне еще говорят, что разрыв произошел из-за вас.
— Что же, если это вас так интересует, господин Мьет, — сказал Анри, который стал уже терять терпение, — действительно, это я взял назад данное мною слово.
— Ну да, именно так, именно так, — с лукавым видом заметил старый ростовщик. — А этот господин Пелюш, столь спесиво державший себя, не так уж прочно стоит на ногах, как хотел это нам показать?
— Что вы имеете в виду, господин Мьет?
— Я хочу сказать, что, когда подошло время запустить руку в карман и вытащить оттуда приданое, которое можно было бы противопоставить прекрасному замку и добрым шестистам арпанам земли, торговец цветами сыграл отступление, сделав пол-оборота налево, как он сам, командуя, говорит своим национальным гвардейцам.
— Мой дорогой Мьет, не следует несправедливо обвинять почтенного коммерсанта. Затруднение не в том, что он не в состоянии дать достаточное приданое своей дочери. Это я потерял все — я разорен.
— Вы разорены, господин Анри? Ну и ну! Напрасно они будут мне твердить об этом, я им ни на грош не поверю. И вы тоже напрасно сами будете утверждать это, я вам больше не верю.
— И, однако, это правда, — произнес Анри, кивком давая понять своему собеседнику, что разговор окончен.
Но старый крестьянин узнал еще далеко не все, что хотел. Он не сдвинулся с места, ограничившись следующим замечанием:
— Разорен… Это совершенно невозможно. Молодой человек вашего поведения… Ведь когда вы будете должны сто тысяч, двести тысяч, триста тысяч франков, вам их дадут под залог вашей земли и вашего замка, и к тому же всего лишь под шесть процентов, ведь это будет первая ипотека!
— Речь идет не о том, чтобы взять взаймы, господин
Мьет, а о том, чтобы продать, — продолжил Анри, видя, что ему не отделаться от старика, и начиная понимать цель его визита.
— Продать, — повторил Мьет, и лицо его засветилось от радости. — Продать! Продать эти прекрасные земли и этот чудесный замок, уже двести лет принадлежащие вашей семье; это решение, которое должно вам дорого стоить, господин граф.
Анри грустно улыбнулся.
— Да, — ответил он, — но оно принято. Завтра утром вы увидите объявления о продаже.
— Объявления? Я не умею читать. Да я и не стал бы их читать: мне это было бы слишком тяжело. Но зачем давать объявления?
— Чтобы все знали, что замок и земли Норуа продаются.
— О! Вот как! Об этом и так станет известно. Вы видите, я уже знаю. И потом вы ведь не станете дробить такой прекрасный кусок земли, как ваш; надеюсь, вы продадите его целиком?
— Дорогой господин Мьет, когда речь идет о такой сумме, как та, в которой я нуждаюсь, гораздо легче найти сто покупателей, чем одного.