Парижане. История приключений в Париже
Шрифт:
Приблизительно через час он возвратился в свою комнату под номером 9 в отеле «Шербур». На этот раз он был не один. Когда его гость ушел, он сел за стол, чтобы записать свои наблюдения в большой тетради. Он так и не закончил рассказ, но в дальнейшем продолжал вести свою тетрадь, наверное, в том числе и потому, что ей он доверил событие, имевшее такое большое значение в его юной жизни.
Спустя годы, когда его жизни угрожала опасность, он положил эту тетрадь в картонную коробку, обернутую серой бумагой, и распорядился отправить ее своему дяде на хранение. По счастью, рукопись сохранилась. Столько людей посещали Пале-Рояль, и столь немногие оставили более или менее честные рассказы о том, что
«Четверг, 22 ноября 1787 г. Париж, отель «Шербур».
Я вышел из итальянской оперы и отправился гулять по улицам Пале-Рояля. Взволнованный сильными чувствами, характерными для моей души, я не ощущал холода. Но когда мое воображение остыло, я почувствовал зимнюю погоду и нашел себе укрытие от нее в галереях.
Я стоял на пороге перед железными воротами, когда мой взгляд упал на существо женского пола. По времени суток, покрою ее одежды и ее чрезвычайной молодости я без колебаний заключил, что она проститутка.
Я посмотрел на нее, и она остановилась, но не с тем воинственным видом, какой бывает у других; выражение ее лица абсолютно соответствовало ее внешнему виду. Я был поражен этим совпадением стиля и поведения. Ее робость придала мне смелости, и я заговорил с ней – я, который чувствовал острее других мужчин низость ее профессии и который всегда считал себя запятнанным одним лишь взглядом одной из подобных особ… Но ее бледность, хрупкое телосложение и мягкий голос заставили меня действовать без промедления. Я сказал себе, что либо эта женщина будет мне полезна в наблюдениях, которые я хочу сделать, либо она просто дура.
– Вы, должно быть, очень замерзли, – сказал я. – Как вы можете заставлять себя гулять по этим улицам в такую погоду?
– О, месье, надежда подгоняет меня. Я должна закончить свою вечернюю работу.
Бесстрастная манера, с которой она произнесла эти слова, и ее спокойствие при ответе на мой вопрос вызвали у меня симпатию, и я пошел рядом с ней.
– На вид вы такая хрупкая, – заметил я, – и я удивлен, что вас не тяготит это занятие.
– Но, месье, нужно же чем-то заниматься!
– Может быть, и так, но разве нет занятия, более подходящего для вашего здоровья?
– Нет, месье, нужно зарабатывать на жизнь.
Я был рад, что она, по крайней мере, отвечала на мои вопросы. Ни одна из моих предыдущих попыток не имела такого успеха.
– Чтобы так мужественно переносить холод, как вы, нужно быть родом из северных краев.
– Я родом из Нанта в Бретани.
– Я знаю эти места… Вы должны оказать мне любезность, мадемуазель, и рассказать о том, как вы потеряли девственность.
– Один офицер отнял ее у меня.
– Это вызывает вашу злость? – спросил я.
– О да, в этом вы можете быть уверены.
Когда она произносила эти слова, ее голос приобрел очарование и силу, которые я раньше не замечал.
– Будьте уверены в этом, месье. Моя сестра сейчас хорошо устроена; нет причин, чтобы и со мной не произошло то же самое.
– Как вы попали в Париж?
– Офицер, который опозорил меня и которого я ненавижу всем своим сердцем, бросил меня. Я была вынуждена бежать от гнева моей матери. Появился другой мужчина. Он привез меня в Париж, где покинул меня. Его преемником стал третий, с которым я прожила эти три года. И хотя он француз, служебные дела позвали его в Лондон, где он и находится сейчас… Давайте пойдем к вам.
– Но что мы там будем делать?
– Пойдемте, месье, мы согреемся, а вы получите удовольствие.
Меня не мучили угрызения совести. Я так спровоцировал ее, что она не убежала, когда я сделал
В этом месте лейтенант отложил перо в сторону. Без сомнения, остальная часть вечернего приключения едва ли подходила прозаическому стилю, которому он научился в сентиментальных романах. И наверное, по мере того, как он писал и запутывался в своих фразах, он понял, что в своей пьесе главное действующее лицо – не он и в этой тяжелой профессии кроется больше, чем он предполагал.
Наблюдатель был замечен и просчитан задолго до того, как он сделал первый шаг. Она уже видела молодого человека в толпе в его синем мундире, стеснительного и гордого, не столь изящного, каким бы ему хотелось быть, и явно не парижанина. Свое целомудрие он нес, как рекламный щит. Такой мужчина оценил бы робкую юную проститутку, обладающую чувством собственного достоинства в своем затруднительном положении и готовую поддержать разговор на улице. Ему была нужна женщина опытная в искусстве любви, которая дала бы ему почувствовать, что это он ведущий в танце и учит ее всему.
Лейтенант переменил неловкое положение на стуле. В Пале-Рояле действительно надо было еще многому научиться. Своими действиями он показал больше, чем словами, что он получил пользу от уроков: слишком много времени ушло на совершенствование тактики и подготовку почвы. Он превратил потерю своего целомудрия в кампанию, тогда как на нее ушло всего несколько франков и пять минут времени.
Он остался в отеле «Шербур» еще на несколько недель. В каком-то смысле это была бесполезная поездка. Ему не удалось добиться субсидии на посадку тутовых рощ, что казалось ему предсказуемым исходом в городе лавочников и развратников. Он написал несколько писем и первый абзац по истории Корсики: «И хотя я едва достиг возраста (здесь в рукописи пробел), я испытываю воодушевление, которое более зрелое изучение людей часто вырывает из сердца». Несомненно, он лучше узнал достопримечательности Парижа, но больше никаких записей о своих наблюдениях он не оставил. Если бы он вернулся в итальянскую оперу в декабре, то увидел бы «Испытание любви, или Женщина-невидимка», а не «Английского пленника», премьера которого состоялась через два дня после того, как он поднялся на борт корабля, отплывавшего в Монтеро в канун Рождества. Возможно, он также возвращался в Пале-Рояль, но толпа людей была такой плотной, а очаровательная девушка из Бретани редко испытывала недостаток в клиентах. Маловероятно, что он еще хоть раз видел свою первую любовницу.
Сама женщина известна нам только по рассказу лейтенанта. Даже такое небольшое количество подробностей необычно. Официальная статистика показывает, что из двенадцати тысяч семисот парижских проституток, знавших место своего рождения, пятьдесят три приехали из той части Бретани, что и она. Но к цифрам не прилагаются никакие имена, кроме обычных прозвищ – Жасмин, Абрикос, Змея, Инженю и т. д. Нет ничего, что подтвердило бы ее рассказ о том, как она была опозорена и брошена. Возможно, ее спутник – если таковой существовал – возвратился из Лондона и спас ее из Пале-Рояля. Или, быть может, подобно жене бальзаковского полковника Шабера, ее подобрали в галереях, усадили в экипаж и поместили в первоклассную гостиницу. Два года спустя после приезда молодого лейтенанта, когда Пале-Рояль стал центром революционной деятельности, она, возможно, присоединилась к своим «сестрам по оружию» на историческом митинге у фонтана, когда «юные леди из Пале-Рояля» поклялись обнародовать свои обиды и потребовать справедливого вознаграждения за свои патриотические труды: