Парижские тайны царской охранки
Шрифт:
В заключение Шнеур говорит, что его единственное желание — нанести русской революции последний решительный удар и в самое больное место — центральный комитет и военные организации. Материально он обеспечен и положение его твердо.
12 февраля 1910 года за № 125133 Департамент полиции препроводил заявление Шнеура в распоряжение заведующего заграничной агентурой.
18 февраля 1910 года за № 145 заведующий заграничной агентурой сообщил, что в первых числах февраля в редакцию газеты «Le Journal» в Париже явился некий Владимир Шнеур и предложил купить у него будто бы важные военные секретные документы, в коих разоблачается деятельность как штаба генерала Куропаткина, так и некоторых русских офицеров в частности, но редакция это предложение отклонила. К сообщению приложены фотографические карточки Шнеура.
В ответ на означенное
10 июня 1910 года на имя г-на вице-директора Департамента полиции С. П. Белецкого пришло из Парижа письмо Г. Гербеля (Владимира), в котором, называя Шнеура своим приятелем и сообщая о неудавшемся личном свидании заведующего заграничной агентурой со Шнеуром, рекомендует его как человека редкой энергии и воли, и, как пример, рассказывает, что Шнеур, прибывший в Париж без всяких средств, создал финансовый журнал, которым руководит, создал еще крупное промышленное (лесное) предприятие и избран главным администратором. Из журнала, четыре номера коего приложены, можно усмотреть, говорит автор, что это первый и единственный журнал за границей, который отстаивает достоинство и честь России (по финансовому вопросу). В заключение письма автор просит о прекращении дела Шнеура и разрешении ему выезда в Россию.
25 июня 1910 года за № 673 заведующий заграничной агентурой сообщил, что в ответ на письмо агентуры Шнеур прислал заказное письмо с указанием прислать еще и простое. Заказное письмо Шнеуром было взято, но простого не последовало, и на этом сношение прекратились.
Справками о Шнеуре было установлено, что он сошелся с какой-то француженкой, по-видимому располагающей денежными средствами, так как им был снят особняк-отель, куда они и переселились.
Принимая во внимание, что Шнеур предлагал свои мемуары редакции «1_е Journal» и услуги Департаменту, заведующий заграничной агентурой заключает, что Шнеур конечно преследовал одну и ту же цель — добыть деньги, которые видимо он теперь получил в лице вышеуказанной дамы. Так как в розыскном деле он едва ли может быть полезен, не имея к партийным кругам никакого касательства, вознаграждения же вероятно потребует значительного, заведующий агентурой просил указания, следует ли рисковать знакомством с ним из-за весьма гадательного результата.
1 июля 1910 года за № 125693 заведующему заграничной агентурой сообщено, что г-н директор Департамента полиции не настаивает на необходимости сношений со Шнеуром.
В июне 1910 года Департаментом полиции получен был секретный документ из Парижа на имя Евгении Петровны Друговской в Киеве, в котором автор, по всем данным Шнеур, между прочим пишет: «… не послал тебе до сих пор прошение на Высочайшее имя потому, что не имел от тебя известий. Уведомь, что ты можешь сделать в этом смысле. Такое прошение обычным рутинным путем ни к чему не приведет. Тут надо частое сильное влияние, а главное не дать ему остаться под сукном. Для меня получить возможность теперь ездить в Россию — значит нажить состояние».
В начале настоящей войны Шнеур пробрался в Россию и поступил снова в русскую армию; затем обучался в Гатчинской авиационной школе, сделался военным летчиком, был одним из руководителей Тифлисской школы летчиков, а в 1917 году получил от военного воздухоплавательного отдела командировку в Лондон и Париж. Вытребованный оттуда в Петроград как один из обвинителей русского комитета в Лондоне, заведовавшего военными поставками, Шнеур вернулся уже во время октябрьского переворота и тотчас же предложил свои услуги большевистскому правительству. Дальнейшая судьба его известна всем: он был назначен помощником главковерха Крыленко, принимал деятельное участие в брестских мирных переговорах, во время которых и был арестован, когда обнаружилось его прошлое.
В революционном трибунале Шнеур защищался с необычайной энергией и проявил большой ораторский талант; был осужден сначала к изгнанию из России, а после второго разбирательства и суда — к заключению в крепости. Где находится Шнеур в настоящее время, нам неизвестно.
Штакельберг
В феврале 1916 года Штакельберг уехал в Россию, и по словам того же непосредственного его начальника перед отъездом стремился найти в Петрограде ходы для того, чтобы получить место в учреждениях военного ведомства, работающих на оборону; этого он достиг, так как в Петрограде состоял в одном из секретнейших отделов артиллерийского ведомства. В январе 1917 года Штакельберг вернулся в Париж и получил место в русской военной миссии. Штакельберга многие подозревали в военном шпионаже в пользу Германии.
Шустер Ян (Иван) Эрдманов (Германов) родился в 1880 году, из крестьян Эдваленской волости Виндавского уезда, где одно время был волостным писарем, был привлечен по 100 и 102 статьям Уголовного уложения газенпотским судебным следователем.
В 1910 году, находясь в Берне, Шустер обратился к местному русскому посланнику с письменным сообщением от имени Волкова «о весьма важном деле» (конференция «Воймы» в Цюрихе и прочее). В ноябре Шустер уже состоял в числе секретных сотрудников заграничной агентуры под псевдонимом «Новый», который был заменен потом кличкой «Поль». Жалование получал сначала 250,300 франков, а потом 600 франков в месяц. Доклады Шустер представлял швейцарскому представителю заграничной агентуры жандармскому офицеру Лиховскому (прежде — Келлеру); донесения его касались цюрихской большевистской группы Российской с.-д. рабочей партии, с.-д. союза Латышского края и за последнее время вплоть до февраля 1917 года женевской группы призывовцев.
По официальному свидетельству Красильникова, Шустер «отличался своим рвением и усердной работой».
В феврале 1917 года Шустер жил около Цюриха по адресу: 163? Zuricherstrasse, Ноду.
Приметы Шустера: среднего роста, брюнет, чахоточный.
Приводим здесь некоторые отрывки из характерного прошения-письма Шустера Красильникову от 4/17 апреля 1913 года:
«Дорогой друг…
Сообщая о первом деле куда следует два с половиной года тому назад я имел в виду, что этим выкуплю свои личные проступки и буду за это Высочайше помилован, и таким образом опять стану человеком. Но тогда же при моем личном свидании мне сказали, что это так скоро не идет, и что я действительно на деле должен доказать свое раскаяние и преданность престолу. Я примирился с действительностью, работал по чистейшей совести и старался выполнить все мне порученное по возможности лучше, и постоянно носил надежду, что в конце концов все-таки найдут меня опять достойным и дадут мне моральную поддержку. Дорогой Друг, Вы знаете; что я играю для себя довольно опасную роль, и сознание, что в случае несчастия не смогу иметь от Правительства нужную моральную поддержку, меня всегда угнетает.
Все мои грехи состоят в том, что я осенью 1905 года говорил в двухтрех собраниях и против моего желания был принужден запротоколировать в книгах волостного правления для революционеров требования незаконно выбранного волостного правления.
Когда толпа хотела снять со стены волостного правления Высочайшие портреты, я угрозами и мольбой удержал ее от этого. Это все случилось в 1905 году в Курляндской губернии, Курмановском волостном правлении, где я коротко перед смутными днями был выбран волостным писарем. Далее я удержал толпу от сжигания дворца князя Ливена «Пельцен» и помог хозяйке спрятать всю серебряную и золотую посуду, чтобы толпа не разграбила. Толпа только взломала винный погреб и разграбила его; от этого шага я их удержать не мог, так как угрожали меня застрелить и заперли меня в одной из комнат.