Парижские тайны. Жизнь артиста
Шрифт:
Жак вызвал пожарных, но пока они приедут, я предлагаю попытаться потушить пожар самостоятельно.
Я прошу принести ведра. Серж вспомнил о бассейне. Мы побежали к нему. Увы! Вода замерзла так сильно, что мы поломали ведро, пытаясь разбить лед. Серж, Жак, Элоди и Франсуаза становятся цепочкой.
Я снимаю халат, чтобы он не загорелся. Одно ведро воды тушит один язык пламени. Почти раздетый, я попеременно попадаю то в раскаленную печь, то в ледяной холод. Мне наверняка не миновать хорошего гриппа.
Наконец я вышел из этого сражения победителем. Но какой
Приехавшие пожарники стоят, как громом пораженные. Они подозревают, что это был не пожар, а взрыв.
Пришла моя сторожиха-костюмерша Жанна с мужем. Я с улыбкой протягиваю ей единственный уцелевший под деревом подарок. Он совершенно обуглился. Она обиженно отказалась. Элоди плачет.
– Это слишком несправедливо, слишком несправедливо, – повторяла она.
– Нет, дорогая Элоди. Гораздо справедливее, что это случилось со мной, а не с кем-то другим. Эта елка должна была быть особенной, запоминающейся. Ты ведь запомнишь ее. Серж?
Серж огорчен.
– Не беда! Будем встречать Рождество в «Сент-Илэр».
Серж удивленно посмотрел на меня:
– Но ведь сгорела твоя гостиная. И твоя картина… ты потратил на нее столько времени…
– И поделом мне – не буду вешать свои картины в гостиной. И потом, я не знаю, заметил ли ты, что пожар нарисовал на потолке другого, более красивого орла, чем тот, что был на моей картине.
Странный вечер. В двух шагах от «Сент-Илэра» мы натолкнулись на хулиганов. Их было шестеро. Один сделал шокирующее меня замечание, и я дал ему оплеуху. Они все убежали, как последние трусы.
«Сент-Илэр» переполнен. Его хозяин Франсуа Патрис кое-как разместил нас. Франсуаза очень элегантна в своем черном с золотом костюме с небольшим норковым воротничком – моим рождественским подарком. Она почти хорошенькая, во всяком случае, очаровательная и прекрасно воспитанная. Она сидит на банкетке рядом с дамой в черном, которая нелестно высказывается в наш адрес, главным образом из-за того, что у нее отнимают жизненное пространство.
Поначалу я стараюсь не обращать на это внимания. Мы с Сержем сидим на табуретках напротив Франсуазы. Замечания дамы в черном и сопровождающей ее дамы в белом звучат все громче. Затем дама в черном ставит свой локоть на колено Франсуазы и опирается на него. Франсуаза растерялась, она не знает, как поступить. Я замечаю это и предлагаю ей поменяться со мной местами.
– Не думаю, что она посмеет проделать то же самое со мной. Это было бы похоже на заигрывание, – говорю я очень громко.
Мы поменялись местами. Дама продолжает свои маневры со мной. Более того, нелестные замечания не прекращаются.
– Я не могу ударить женщину, но если вы будете продолжать, мне придется ударить сопровождающего вас господина, – говорю я, поворачиваясь
Но она продолжает. Тогда я даю пощечину тыльной стороной ладони ее спутнику, находящемуся справа от меня. У него течет кровь. Он поднимается, по-видимому, чтобы ответить мне тем же. Я снова бью, на этот раз кулаком. Женщины вопят. Танцы прекращаются. Присутствующие окружают нас. Те, кто наблюдал драку, принимают мою сторону, тем более что получивший пощечину и две его дамы еще до нашего появления не давали покоя соседям.
Франсуа Патрис предложил мне сменить столик, на что я ответил, что лучше бы сменить соседей. Наконец они ушли, и снова воцарилось спокойствие.
Во время второго отпуска Сержа я пригласил его в Канны, где собирался провести несколько дней.
Мы с ним сидим в баре спортивного пляжа, я болтаю со своей подругой Мадлен.
Появляется знакомый продюсер, здоровается. Я не могу вспомнить его имя, хотя хорошо его знаю, я снимался в нескольких его фильмах.
Нужно представить ему Сержа. Чтобы он не заметил моей рассеянности, я говорю:
– Ты знаком с моим сыном? Серж.
– Я не знал, что у тебя есть сын!
Он не заметил, что я не назвал его фамилии. Пятью минутами позже я лежал на пляже. Серж пошел купаться. Ко мне подошел журналист.
– Я слышал, что вы представили сопровождающего вас молодого человека как своего сына. Это действительно ваш сын?
– Да.
– Я могу сфотографировать вас вместе?
– Он ушел купаться.
– Когда он вернется… Это для газеты «Нис Матэн».
Пришел Серж, и журналист сфотографировал нас. На следующий день Мадлен показала мне газету. Мы с Сержем на первой странице. Под фотографией безобидная подпись: «Жан Маре с сыном проводит отпуск в Каннах». Я поинтересовался у Мадлен:
– Парижские журналисты читают провинциальную прессу?
– Разумеется. Ты что, с неба свалился?
Едва она успела ответить, как я увидел одного, двух, пятерых, десятерых. Они забросали меня вопросами. Бомба разорвалась. Скрывать дальше невозможно.
– Обнимите его за шею, голову ближе.
– Кто его мать?
– Она актриса?
Я объясняю, что не могу сказать, потому что она недавно вышла замуж, и это было бы некорректно с моей стороны.
– Мы все равно узнаем.
Они поспешно опросили нескольких женщин, которые предположительно могли быть матерью Сержа. Они побывали даже в Португалии у Милы.
Как-то утром мне позвонил один журналист:
– Я в Антеоре с матерью Сержа. Хочешь с ней встретиться?
Этим журналистом оказался мой самозваный двоюродный брат, тот самый, который сообщил мне, что мой отец вовсе не мой отец. Он побывал в казарме Сержа, и ему дали адреса родителей: мой и его матери.
Они нашли Марию (так зовут его мать) и объяснили ей, что я на юге и хочу ее видеть. Ее привезли на машине вместе с мужем. Я не могу отказаться от встречи с этой женщиной, поверившей им и совершившей такое долгое путешествие. Мы едем с Сержем в Антеор. И как результат – фотографии, статьи. И все это с моего молчаливого согласия.