Парижский архитектор
Шрифт:
Он представил их лица, и окончательно развеселился. Самоубийство? Допустим. Но что-то в душе подсказывало Люсьену, что он обязан помочь Мане.
– Вы тот, кого евреи называют «менш», месье Бернар, – произнес Мане, сделав глоток красного. К этому моменту Люсьен убедился, что за столиком больше никого не будет.
– Что это означает? – спросил он. «Менш» звучало как оскорбление, очень похоже на еврейское «шмук» [6] .
– Я
6
Глупец, буквально: половой член (идиш).
– Но перед тем как я совершу правильный поступок, у меня есть несколько условий.
– Я вас слушаю, – кивнул Мане.
– Я ничего не знаю. То есть, я не имею ввиду ничего такого. В общем, об этом вашем чертовом еврее, – проговорил Люсьен, оглядываясь и проверяя, не слушает ли их кто-нибудь.
– Прекрасно вас понимаю.
– Ну а рабочие, которые будут делать тайник? Почему вы уверены, что они не проговорятся?
– Эти люди работают на меня больше двадцати лет. Я доверяю им, и вы тоже можете доверять.
– А соседи не заинтересуются шумом? Ведь если в доме найдут еврея, депортируют всех жильцов, в том числе и за недонесение. Что если у них возникнут подозрения и они свяжутся с гестапо?
– Риск, разумеется, есть. Однако консьержу хорошо заплатят, а остальные соседи днем на работе. Кроме того, ваше блестящее решение настолько просто, что его воплощение не произведет много шума.
– А владелец дома? Что, если он что-то заподозрит?
– Владелец этого дома – я, – ответил Мане.
После этого Люсьен окончательно успокоился и откинулся на спинку стула. Пора было перейти к обсуждению финансовой стороны.
– Вы упоминали о двенадцати тысячах франков, – напомнил он.
Мане вынул из портфеля толстую книгу в твердой обложке, положил на стол и подтолкнул к Люсьену.
– Вы любите читать, месье Бернар? Это роман американского автора. Хемингуэй, может быть, слышали? Весьма любопытная вещь, – произнес он с улыбкой.
Люсьен обычно ничего не читал, кроме специальных изданий по архитектуре. Но был любителем кино и пересмотрел все американские фильмы, снятые по выдающимся литературным произведениям. Поэтому ему было несложно изображать начитанность.
– О, Хемингуэй!..
Он тут же вспомнил, что в «Прощай, оружие», снятом в 1932 году, в главной роли снимался Гэри Купер. Отличный фильм.
Люсьен неторопливо взял книгу, взглянул на обложку и начал небрежно перелистывать. И вдруг замер, обнаружив между страницами банкноту.
– Действительно, очень интересно! Обязательно прочту
– Думаю, вам понравится, – заверил Мане.
– Кстати, если я верно понял вас, вы собираетесь строить новое фабричное здание для выполнения военных заказов? – спросил Люсьен, не выпуская книгу из рук.
– Именно так. Почему бы вам не заглянуть послезавтра ко мне в контору, чтобы обсудить этот проект – допустим, около двух пополудни. Я подготовлю список требований, предъявляемых к зданию. И не возвращайте мне ключи от апартаментов, ведь вам понадобится вернуться туда, чтобы сделать необходимые замеры.
Люсьен смахнул улыбку с лица.
– Тогда давайте проясним один важный момент, месье. Подобными делами я больше заниматься не намерен.
– Разумеется, я вас понимаю, месье Бернар.
Возникла неловкая пауза. Люсьен нехотя сделал глоток вина. Сейчас ему уже хотелось оказаться как можно дальше отсюда, чтобы не спеша ознакомиться с новой книгой. Но Мане по-прежнему улыбался и потягивал свое вино, словно никуда не спешил.
– Вы как-то спросили, зачем я совершаю самоубийство.
– Да, и вы ответили, что как истинный христианин хотите помочь своим братьям.
– Истинный? Ни в малейшей степени. Я бываю в церкви только на Пасху и Рождество, не исповедуюсь и не причащаюсь. Но я убежден, что, будучи христианами, мы обязаны совершать достойные поступки, и нам воздастся за это.
– Вы в самом деле в это верите?
– Месье Бернар, люди почему-то считают, что аристократия с ее деньгами и привилегиями имеет в жизни все, но это далеко не так. Детям в любом сословии необходимы мать и отец.
– Вы – сирота?
– О, нет. У меня есть родители, но у них, как и у других родителей, принадлежащих к нашему сословию, никогда не было времени на детей. Бесконечные приемы и балы, пикники, инспекция имений и контроль за инвестициями. В среднем, я проводил с родителями не больше часа в неделю. Они постоянно забывали о моем дне рождения, а когда я уехал учиться в закрытую школу, то не видел их месяцами, даже писем от них не получал. Они были слишком заняты, чтобы обращать внимание на меня и моих братьев и сестер.
– Прискорбно, – проговорил Люсьен, все еще недоумевая.
– Зато у меня была мадам Дюкро, моя няня. Она дарила мне столько любви и внимания, сколько не смогла бы даже родная мать. И она была еврейкой.
– Еврейкой?! Как же она.
– Не знаю, как родители умудрились нанять для нас няню-еврейку. Возможно, они не были антисемитами, как большинство в их окружении. О, я зазубривал обычный катехизис, как и положено ребенку из католической семьи. Но она никогда не скрывала своего происхождения и частенько рассказывала нам об иудейских праздниках, синагоге, Исходе – обо всем, что связано с историей еврейского народа.
Конец ознакомительного фрагмента.