Парижский десант Посейдона
Шрифт:
Он вынул мобильный телефон, настучал номер.
– Похоже, мы нашли его, - сообщил он, не здороваясь.
* * *
Придя домой, Моисей Залманович Нисенбаум положил шахматную доску на тумбу, служившую одновременно и столом, и шкафчиком для обуви, да и вообще всем чем угодно. Снял плащ, повесил на крючок шляпу, переобулся в полуразвалившиеся тапочки и замер, поглощенный тревожными мыслями.
Его покамест никто не трогал, но Нисенбаум очень не любил, когда карательные органы - неважно, какие; он, что характерно, никогда не
Сейчас же они приблизились именно на это расстояние.
Моисей Залманович почти ни с кем не общался, позволяя себе из всех развлечений одни лишь шахматы; Василий Андреевич, в принципе, не был ему другом, но, тем не менее, являлся на сегодняшний день самой близкой душой. И вот эту близкую душу внезапно тянут в прокуратуру - зачем, неизвестно.
Моисей Залманович автоматически сделал стойку.
Он, естественно, не исключал у себя паранойю, усиленную склерозом. Но, как говорится, если у вас паранойя, то это еще не значит, что вас никто не преследует. За долгую жизнь у Моисея Залмановича неплохо развилась интуиция, которая никогда его не подводила.
Выиграть можно, лишь опережая противника на один ход. И даже если противник всего лишь мерещится, то эта предусмотрительность никак не отразится на выигрыше.
Где бы он сейчас был, веди себя иначе?
Однако склероз склерозом, а особый номер, по которому следовало звонить в экстренном случае, Нисенбаум помнил назубок. После звонка номер должен был смениться, он был разовый, но Моисей Залманович знал наверняка, что с первого раза запомнит и новый.
Для связи у него был мобильник, которым он практически никогда не пользовался - просто не возникало нужды, ведь звонить ему было некому.
Он вынул телефон из ящика письменного стола.
– Алло, - произнес он, когда абонент ответил.
– Не исключено, что на меня вышли. Пока, правда, не трогали, но могут в любую минуту…
Он подождал, выслушивая ответ.
– Хорошо. Я понял. Да, я буду ждать там.
Нисенбаум отключился и шаркающей походкой прошел в аскетически обставленную спальню. Отодвинул старенькое бюро, проверил тайник: оружие лежало на месте. Моисею Залмановичу еще ни разу не приходилось его применять - ликвидации были не по его части, - однако он регулярно его разбирал, чистил, смазывал.
Вид оружия буквально преобразил Моисея Залмановича.
Он словно помолодел, в выцветших глазах зажегся огонь. Хотя годы, конечно же, взяли свое, и давнишние, давно обернувшиеся тенями одесские подружки ни за что не признали бы в нем жгучего молодца по имени Соломон Красавчик.
Часть первая
НА ГРАНИ ФОЛА
Глава первая
С ПУСТЫМИ РУКАМИ
Капитан Каретников по прозвищу Посейдон, командир отряда водного спецназа «Сирены», сидел за длинным, выполненным в форме буквы «Т» столом ближе к перекладине и готовился к худшему.
Худшее,
Когда задумано худшее, садиться тебе не предлагают. Вызывают и оставляют стоять навытяжку. Ты стоишь, обратившись в соляной столп, а с тебя в это время срывают погоны, лишают звания и оружия, причем не удостаивают разъяснений и даже приличествующей ситуации брани. Когда просто бранятся - тогда обычно этим и ограничиваются. А здесь - сдал, кругом марш, пошел вон.
Каретников искренне думал, что все так и произойдет.
Он и сам на месте начальства поступил бы так же.
Было за что.
Операция в Ладожском озере с треском провалена. Его имя отныне навсегда покрыто позором. Единственное, что удалось, - это помешать противнику (хотя сам Посейдон, признаться, так и не понял, что же это за противник такой!) осуществить контроперацию. Точнее, контроперацию проводили «Сирены». Впрочем, это неважно.
Удалось-то оно удалось, но какой ценой…
Чайка в реанимации.
Нельсон мертв.
Магеллан стремительно выздоравливает, с ногой у него дело обстоит вполне прилично, но все же ранение есть ранение…
Торпеда в госпитале. Череп цел, и даже внутричерепной гематомы, которой все опасались, у него нет - всего лишь ушиб мозга, но это все равно еще один минус, и довольно длинный.
Все агенты противной стороны мертвы, допрашивать некого.
Контейнеры, из-за которых разгорелись страсти, исчезли. Они достались человеку, которого вообще никто не учел и не предусмотрел, - продажному менту, чье помешательство до недавнего времени имело место лишь в скрытой форме, но теперь вот проявилось.
И не такой уж он, кстати, сумасшедший, ибо сумел уйти.
Да еще и от Каретникова лично!
Это казалось невероятным, но капитан Гладилин действительно ухитрился-таки скрыться. Когда они отчалили с острова, Посейдон оставался спокойным, насколько это было возможно в сложившейся ситуации. Он ни секунды не сомневался в том, что на Большой земле капитану уже приготовили достойную встречу. Правда, у Гладилина имелся козырь:
ему ни в коем случае нельзя было падать. Этот подонок распечатал контейнер и выложил в рюкзак его содержимое - каким бы оно ни было; все считали, что оно весьма опасное и довольно хрупкое. Поэтому снайперы здесь не годились; усыплять капитана тоже не следовало. Только сцапать под белы рученьки, да снять поклажу - вот тогда можно было бы от души и навешать…
Увы, Гладилин не предоставил «Сиренам» такой возможности.
…Остров Коневец уже скрылся из вида, а Большая земля еще не обозначилась, когда капитан приказал стопорить двигатели. Внешне Гладилин тоже сохранял ледяное спокойствие.
По-прежнему удерживая мальчишку-заложника, он приказал Каретникову вызвать вертолет.
– Твою мать!
– выругался на это Посейдон.
– Как я тебе его вызову? У меня связь не работает.
Он, разумеется, соврал.