Парижский РоялистЪ
Шрифт:
– Ладно-ладно, не дуйся, а то станешь похож на маленький воздушный шарик и к тебе прилетят неправильные пчелы. – видя, что Евстахий собирается впасть в крайнюю степень обиды и сославшись на то, что в него больше “не лезет” откажется пить, Леерзон решил срочно разрядить ситуацию.
Достав из-под стола несколько бумаг рукописного текста, он потряс ими в воздухе:
– Я тут, пока не ушел в загул, написал коротЭнькую пьесу, практически скетч. Не изволишь ли заслушать?
– А что, гражданка Герберг уже отказывается выступать в роли благодарного слушателя? – с сарказмом в голосе спросил Жданский.
Леерзона это совершенно не смутило и он вальяжно ответил:
– Нет,
Леерзон переместился на колченогий табурет, точнее поставил на него ногу, откашлялся и продекламировал:
– Пьеса. Голем [53] и мандолина. Проза. Экспериментальная юмореска. Исполнитель – Леерзон! – и начал, покачиваясь.
Голем Афанасий сидел на берегу небольшой реки. Афанасий был каменный голем и он грустил. Он меланхолично отколупывал от себя кусочки и швырял их в воду, глядя на расходящиеся по воде круги. Тут, недалеко он последнего всплеска, он заметил какой-то предмет. Он был настолько несуразен, что поразил воображение Афанасия.
53
Голем (ивр. ) – персонаж еврейской мифологии, существо одной из основных стихий, или их сочетания, оживленное магами-каббалистами с помощью тайных знаний.
– О как! – зычно рявкнул Афанасий.
– Не лишено! – пискнул в ответ предмет.
Предмет, при ближайшем рассмотрении, он оказался мандолиной. Только откуда голему знать как выглядят мандолины, поэтому он уставился на нее немигающим взором и снова гаркнул:
– Что не лишено, деревяшка?!
– Твоё высказывание не лишено смысла. – пискнула мандолина, голос ее был писклявый, противный такой, деревянный.
– А вот в жизни моей нет никакого смысла… – печально ухнул Афанасий.
– Как же так?! – проскрипел инструмент.
– Хозяин, старый маг, создал меня чтоб я защищал его жизнь, а сам взял да помер, – грусно пробасил голем, – от старости…
– О как! – поразилась мандолина.
– Не лишено! – отозвался голем.
– А ты, как ты докатилась до жизни такой? – голем протянул каменную руку и выловил мандолину из воды.
– Меня сваял один мастер из груши…
– Из груши?! – перебил Афанасий. – Да-а груша у тебя что надо, зачарованно протянул он, оглядывая инструмент.
– Не перебивай! – взвизгнула мандолина. – Так вот, когда хозяин попробовал сыграть на мне, то страшно разозлился, ругался, даже рвал волосы на себе, а ночью отнес к мосту, да и запустил с размаха прямо в реку. Все орал, что у меня голос противный.
– Да ну?! – громовым раскатом поразился голем.
– Ну да! – сварливо проскрипел инструмент.
– А вот, мне вот, твой голос очень даже нравится, – смущенно произнес голем, – и груша твоя тоже ничего…
– Эй-эй! Ты что это удумал, истукан! – завопила мандолина.
– А, кстати, откуда… то есть чем ты со мной разговариваешь? – Афанасий заинтересованно стал вертеть мандолину и взгляд остановился на пышно украшенном резонаторном отверстии.
– Прекрати сейчас же! – завизжала мандолина.
– Ага! – обрадовался голем и с размаху засадил мандолине прямо в голосник.
Мандолина с треском развалилась, осыпаясь кусками грушевой фанеры.
– Развра-а-ат! Развра-а-ат! – закричала ворона Аделаида, срываясь с ветки дерева и унеслась прочь.
Слушая
Жданский решил, что назревает семейный скандал и лишние участники тут ни к чему. Посему он залпом закинул в себя ликер и намеревался было идти, но поднявшись с дивана, ощутил, что ноги не слушают его, они были будто ватные. Следом навалилась дикая усталость от пережитого и выпитого, глаза начали непроизвольно слипаться, а организм срочно требовал принять горизонтальное положение.
“А ведь есть что-то общее между ликером и супом…” – подумал Жданский как в тумане, от супа ему завсегда хотелось спать. Он успел присесть на край дивана. – “Нарколепсия…” [54] – успел подумать Жданский, но стоило ему слегка откинуться на спинку и силы окончательно покинули его, а сознание устремилось в пропасть.
Глава V. Взад-назад
Сознание медленно возвращалось к Евстахию – он видел себя стремительно летящим по какой-то трубе, как в аквапарке, и почему-то ощущал, что вся спина у него мокрая, а трусы неприятно врезались промеж булок:
54
Нарколепсия (от др. – греч. – оцепенение, сон и – приступ) – заболевание нервной системы, относящееся к гиперсомниям, характеризуется дневными приступами непреодолимой сонливости и приступами внезапного засыпания.
“Леерзон меня что ли в ванну положил спать?” – вяло подумал Жданский. – “Кстати, пьеса пошловатая вышла, надо будет сказать…” – он все еще держал глаза закрытыми, ощущая похмельную пульсацию в голове. – “А что за мерзкий запах? Забилась канализация? Или, может быть, я… обгадился?!”
Немного обождав и поразмыслив, Евстахий решил, что снайпером [55] он быть отказывается, из санитарных соображений. Тем временем смрад только усиливался, поэтому он сделал усилие и решительно открыл глаза. И тут же зажмурил их снова, не веря в увиденное:
55
Находясь в засаде, на позиции, при нужде, снайперы вынуждены либо терпеть, либо испражняться под себя. (прим. автора).
– А-а-а, очнулся, mio amico russo! [56] Славно же тебя приложили! Но, сразу видно, что голова твоя к таким поворотам судьбы подготовлена – другой бы, от такого удара, копыта отбросил. Да и хорошо, что я догадался выйти следом за тобой, иначе могло бы и хуже дело кончиться. – произнес до боли знакомый голос.
Осознав, что реальность куда хуже, чем предполагаемый сон в ванной у Леерзона и продрав, наконец, глаза он испустил жалобный стон, увидев склонившегося над ним менестреля с довольной улыбкой во всю рожу.
56
Мой русский друг (ит.)