Парижский шлейф
Шрифт:
– Настя, – сразу послышался в динамике взбудораженный высокий голос, – что там у вас случилось?
– Ничего, – меньше всего Насте хотелось расстраивать несчастную женщину, у которой и без этого хватало проблем. – Месье Дюваль просил меня уйти, и я ушла. Во двор.
– Дочка, – возбужденно зачастила Элен, – не обращай внимания на его слова. Он не хотел тебе зла. Это все болезнь.
– Я понимаю. – Настя тяжело вздохнула, удивляясь, откуда в Элен столько терпения и добродетели. Ведь этот человек подвел не только себя, но и прежде всего ее. Все-таки насколько
– Прекрасно! – Голос Элен расцвел улыбкой. – Я попросила его быть с тобой внимательней. Будет хорошо, если ты ему о себе расскажешь.
– Нет, Элен. – Ни одному человеку на свете Настя не собиралась рассказывать о том, что с ней произошло. Она и сама старалась поскорее отбросить прошлое прочь и начать жизнь с чистого листа. И уж последним, кому бы довелось услышать ее историю, мог стать мужчина.
– Постарайся, – заговорщицким тоном попросила Элен, – вам обоим откровенный разговор пойдет на пользу. Кстати, – добавила она, словно вдруг вспомнив что-то, – сегодня я ночевать не приду. И завтра, возможно, тоже. Справишься?
– Ну, – Настя не ожидала такого поворота событий: оставаться один на один в чужом доме с наполовину выжившим из ума мужчиной на целую ночь?! Как Элен могла так поступить?
– Не бойся, – Элен словно прочитала ее мысли, – он тебя не тронет. К тому же твоя комната на втором этаже, а туда он забраться не может. – Такие нехитрые утешения только еще больше расстроили Настю. – И, пожалуйста, приготовь обед. В последнее время я была очень занята, боюсь, бедный Эдгар уже забыл, что существует какая-то еда, кроме хлопьев.
Не попрощавшись, Элен отключилась. Настя передала трубку месье Дювалю, который внимательно слушал весь разговор от начала до конца, и молча побрела сквозь заросли забирать скатерть и занавески с пластикового стула.
– Где я могу это постирать? – не оборачиваясь, спросила она.
– В подвале стоит автоматическая машина, – последовал ответ, – но нужно собрать что-то еще. Неэкономично стирать при неполной загрузке.
– Хорошо, – Настя осторожно прошла мимо него, брезгливо дернув плечом, – в этом доме все требует стирки.
– Ваша правда, – эхом отозвался ей вслед месье Дюваль.
Обед получился поздним. Пока Настя закончила уборку в столовой, пока разобралась с тем, что можно приготовить из набора малознакомых продуктов в холодильнике, в город прокрался погожий летний вечер. Эдгар весь день просидел в своей комнате, сославшись на то, что от слишком яркого света – Настя поснимала во всем доме, кроме его спальни, шторы – и сквозняков у него страшно разболелась голова. Так что, когда все было готово, пришлось за ним идти.
Столовая сияла праздничной чистотой – на столе белела свежая скатерть, пол сверкал. Казалось, что это помещение в доме теперь живет какой-то собственной жизнью, отделившись от всего серого и грязного вокруг. Месье Дюваль нерешительно застыл на пороге и зажмурил глаза.
– Прикройте хотя бы жалюзи, – попросил он Настю, – за три года
– И не хотите привыкать? – спросила она, исполняя его просьбу.
– Нет, – отрезал Эдгар, подкатываясь к столу.
– Как угодно, – Настя пожала плечами и поставила перед хозяином дома огромную тарелку с жареным беконом и вареной спаржей.
– А что, – месье Дюваль подозрительно посмотрел на содержимое тарелки, – в России принято обугливать мясо?
– Откуда такая осведомленность? – Настя не собиралась церемониться с этим человеком, если уж он сам не давал себе такого труда по отношению ко всем остальным.
– Ниоткуда, – в ответ он только скривил губы, – как-нибудь я вас научу, что нужно делать с беконом.
– Как скажете, – у Насти не было ни малейшего желания развивать никчемный конфликт.
За сегодняшний день она научилась воспринимать свое новое пристанище прежде всего как работу, а Эдгара – как тяжелого пациента или капризного ребенка. Элен была права – Эдгар Дюваль так упорно относился к себе как к недочеловеку, не имеющему больше никакого отношения к мужчинам, что это восприятие тут же передавалось другим. Настя не собиралась убеждать его в обратном, но все же ей захотелось сделать так, чтобы этот человек прекратил хоронить себя заживо и начал жить. Это стало новой, пусть и навязанной, но все же целью ее теперешней жизни.
Проворчав что-то невнятное, Эдгар взял в руки вилку и вопреки нелицеприятным комментариям к Настиным кулинарным способностям начал уплетать мясо со спаржей за обе щеки с неопрятной торопливостью нищего, который не видел ничего, кроме объедков, последнюю сотню лет. Если он и пытался сдерживать себя, то получалось это из рук вон плохо. Похоже, у Элен и вправду совершенно не было времени на мужа, а постоянные отказы от прислуги только ему самому шли во вред. Настя тем временем наполнила свою тарелку и села в противоположном конце стола. Кажется, хозяин дома этого даже не заметил.
На то, чтобы полностью привести дом в порядок, у Насти ушел почти целый месяц. За все это время Элен ни разу не ночевала дома: заезжала сюда она обычно днем, привозила продукты и тут же испарялась. С каждым визитом Элен выглядела все лучше: постепенно исчезали тени под глазами, разглаживались морщинки в уголках глаз, горделиво распрямлялась спина.
– Вы очень помолодели, – торопливо похвалила ее Настя, истосковавшаяся по живому общению, когда Элен в очередной раз стремительно запрыгивала в свою машину, чтобы уехать.
– Есть от чего, – подмигнула она, – ты мне здорово помогаешь. Раньше из-за хозяйства у меня не было времени на личную жизнь.
– А теперь? – Настя настороженно посмотрела ей в глаза.
– А теперь все в порядке, – широко улыбнулась Элен, – понимаешь, милая, оказывается, в пятьдесят пять лет жизнь только начинается!
– Как это? – В голове не укладывалось, что жена инвалида, мать двух взрослых дочерей, обманутая женщина искренне так считает. Хотя ее внешность упорно подтверждала сказанное – выглядела теперь Элен Дюваль «чуть-чуть за сорок».