Парижский треугольник
Шрифт:
– Мэг! Не вздумай экспериментировать!
– Да не в этом дело. Мост – он как взлетная полоса. Ты можешь загадать здесь любое желание, нужно только верить, понимаешь? Верить, и ты можешь попасть в любую точку времени!
– Или в сумасшедший дом.
Но она не слышала его. Ноги сами несли ее вперед, они едва касались асфальта, она бежала навстречу ветру и ощущала только одно: невероятное блаженство.
– Смотри! Солнце садится за материк. Весь мир – под ногами! Грег, у нас весь мир как на ладони!..
– Ну хочешь, – он обнял ее, словно маленького восторженного
– А, Грег, – она махнула рукой, – ничего ты не понял!
За днями, наполненными яркими впечатлениями и новыми открытиями, следовали бурные ночи любви. Грег не мог насытиться своей женой. Теперь, когда все его мечты относительно нее осуществились, казалось, он еще больше терял голову и углублялся в эйфорию. Она уже давно утолила голод физической страсти, а он все кормил и кормил ее с руки, и Мэг иногда казалось, что нормальный человек не может так безжалостно и ненасытно любить.
– Я болен тобой, – сказал он однажды. – Болен твоим телом, потому что твой разум и душа недосягаемы. Пусть так. – Он нежно ласкал ее, целовал волосы. – Пусть ты со мной наполовину, я был бы согласен даже на маленький кусочек. Я тебя люблю, Мэгги! Ты – главное, что у меня есть.
В последнюю неделю она пристрастилась к «монорэйлу», так здесь назывался поезд на воздушной подушке. Грег любовался ею со снисходительностью добродушного отца: она и впрямь, как ребенок, который только открывает мир, восторгалась всем искренне и глубоко. Такой он ее никогда еще не видел. Он даже не предполагал, что можно получать столько удовольствия, наблюдая за счастьем любимого человека.
Но пришло время возвращаться домой. Им обоим этого не хотелось, но, словно серое ненастье после солнечных дней, настало время их отъезда. А вместе с ним на Мэг навалились мрачные воспоминания. Снова в Штаты. Снова в ненавистный Вашингтон. Ей ненадолго удалось оторваться от всего этого, когда она жила в Париже, но обстоятельствам было угодно снова заковать ее в железный ошейник и теперь уже навсегда привязать к нелюбимой стране. О том, что когда-то и с Грегом ее брак может закончиться, она пока не думала.
– Но ведь мы же будем вместе, Мэгги! Я никуда тебя не отпущу. Ты же видела, мы можем не надоедать друг другу целые сутки тридцать дней подряд!
– Тут была сказка. А в Штатах начнется быль.
Она знала, что права. Нет, Грег действительно будет возле нее, за это можно не бояться. Пугало другое. То, в чем даже мысленно она не хотела себе признаваться, но чувствовала, что не в силах будет совладать с этим. Как только она ступит на землю Соединенных Штатов, все начнется сначала. Алекс, Алекс, Алекс… И даже Оскара нет рядом, чтобы выплакаться!
Грег купил квартиру в Вашингтоне, он хотел дом, но Мэг заявила, что с нее довольно крупной недвижимости. Ей больше не хотелось видеть вокруг пустующие комнаты, которые совершенно не нужны для двоих. Тогда он сказал ей, что хочет много детей, и тогда уж точно купит большой дом.
– Но только пусть это будет не очень скоро, девочка моя. Пока я хочу, чтобы ты принадлежала
Их квартиру постоянно наводняли какие-то люди, Грег водил ее на приемы, осыпал бесполезными подарками, в общем, развлекал как мог. Ей нравилась такая жизнь, хотя она чем-то напоминала три года, проведенные с Майклом, но не была столь прилизана и несла в себе гораздо больше остроты и разнообразия.
В конце ноября Мэг наскучила праздность, и она вознамерилась заняться бизнесом. Она не смогла придумать ничего лучшего, чем открыть рекламное агентство, как у Алекса.
Грег воспринял эту затею сначала с воодушевлением, но потом, вспомнив обстоятельства ее жизни в Париже, и еще то, что однажды услышал от Оскара, помрачнел и начал ревновать. Он не мог запретить ей вести дела, поскольку она пользовалась только собственными деньгами, полученными в наследство, и абсолютно от него не зависела.
Она построила работу в агентстве, точно воспроизведя структуру парижского. Теперь, когда приходилось подбирать персонал, общаться с художниками и менеджерами, она часто вспоминала, как работала летом, и несколько раз пыталась позвонить Натали. Но в Париже сказали, что та уехала, взяв бессрочный отпуск, будет не раньше Нового года. Ее не узнали по голосу, и она не стала расспрашивать подробней. Номер Алекса, разумеется, ей набирать не захотелось.
Зато она теперь постоянно думала о нем. Как-то вся ушла в себя, почти не общалась с Грегом, когда он забирал ее с работы и вез в ресторан ужинать. Тот догадывался, в чем дело, но терпеливо ждал, когда она переболеет, главное, чтобы по ночам никто между ними не стоял.
Неизвестно, сколько продолжалось бы это ожидание, если бы однажды она не выкрикнула имя Алекса во сне. Она проснулась от собственного голоса. Рядом сидел Грег, на котором не было лица.
– Так вот, значит, как его зовут?…
Ей вдруг стало страшно, показалось, что рушится что-то очень крепкое, незыблемое у нее под ногами. Она попыталась все загладить, перевести в шутку, но Грег не реагировал. Он сидел отвернувшись. Впервые ему было невыносимо смотреть на нее…
Мэг накинула плед и вышла на просторный балкон. Тотчас ледяной ветер прожег ее, спутал волосы, набросал в лицо мокрого снега с дождем. Где-то она уже видела такое. Хмурое ночное небо, пронизывающий ветер, Нормандия, залив. Ей было вот так же одиноко и холодно, а потом Грег подошел и обнял ее. Это было всего пять месяцев назад и – так давно! Это было в их первую ночь, которую они, как студенты, провели в машине.
Внезапно ей стало теплее. Грег обнял ее и накрыл еще одним пледом. В лицо им брызгал снег.
– Ты помнишь?
– Да, я как раз об этом думала. Что ты мне тогда сказал?
– Что ты замерзнешь без меня, и вообще, тебе будет…
– Грег, но я смогу без тебя. Теперь – смогу. Да и тогда, наверное, тоже. Хотя в одном ты прав: мне будет очень холодно.
– Скажи, тебе мало того, что я тебе даю? Тебе мало того, что я с тобой делаю, – голос его задрожал, он стал покрывать ее лицо поцелуями, – вот этого тебе мало, Мэг? Тебе нужен кто-то еще?