Парк-авеню, 79
Шрифт:
Пытаясь отогнать от себя Марию, я повернулся на бок. Не помогло. Она пристально смотрела мне в глаза, будто хотела что-то сказать. Мария, расскажи о себе.
В твоей жизни было много событий и дел, о которых я до сих пор ничего не знаю.
В тот день, когда ты вышла из колонии и отказалась поселиться в моем доме, я потерял тебя из виду на целых четыре месяца. Чем ты занималась в это время? На какие деньги жила? У кого просила помощи?
Только теперь мне стало ясно, что в те далекие дни ты надеялась на мою любовь и поддержку. А я обманул эти надежды. Я тебя
Книга II
Мэри
1
Она вышла на крыльцо, и прохладное осеннее солнце тысячами искр вспыхнуло в ее распущенных по плечам волосах. Следом из дверного проема показалась пожилая женщина с усталым лицом. Минуту Мария стояла неподвижно, потом вдруг спохватилась и, перекинув из руки в руку неуклюжий казенный чемоданчик, повернулась к женщине.
– Прощайте, миссис Фостер.
Миссис Фостер стиснула руку бывшей воспитанницы в мужском рукопожатии.
– Прощай, Мэри. Береги себя.
По лицу девушки скользнула невнятная улыбка.
– Хорошо, миссис Фостер. За полтора года я многому здесь научилась.
Женщина пристально посмотрела ей в глаза:
– Надеюсь, что эта наука поможет тебе избежать многих неприятностей. Будь умницей.
Мэри перестала улыбаться и тихо проговорила:
– Не бойтесь за меня.
Она опустила руку миссис Фостер, сбежала по ступенькам с крыльца и уже на дорожке услышала за своей спиной тяжелый лязг захлопнувшейся двери. Девушка медленно повернулась на этот тягостный звук – с ржавого железа во двор слепо смотрели пустыми глазницами два крохотных зарешеченных оконца. Мэри поежилась. Внезапный холодок страха отогнал ликующую радость и нетерпение первого дня свободы. Глядя на дверь, она прошептала:
– Больше вы меня не увидите.
Мэри решительно пошла через двор к воротам. Темное узкое казенное пальто делало ее выше и стройней, но почти не защищало от порывов ноябрьского ветра.
Старик-привратник издали заметил девушку и, прихрамывая на искалеченных ревматизмом ногах, вылез из своей будки. Его отечное пергаментное лицо расплылось в приветливой улыбке.
– Домой, Мария?
– Нет у меня дома, папаша. И имени прежнего нет. Теперь я не Мария, а Мэри.
Старик покачал головой:
– Напрасно все это. Кем бы ты себя не назвала, для меня останешься Марией. Навсегда. Разве в имени дело? Ведь ты не сможешь сменить свою польскую кровь на какую-то еще? То-то же...
– Чтобы получить от жизни то, что мне нужно, я многое могу сменить.
– Но только не себя. Такое никому не удавалось. И куда же ты теперь денешься?
– Пока не знаю. Сначала в гостиницу. Сниму номер, залезу в ванну и два часа буду там мокнуть. Потом пробегусь по магазинам, куплю вместо этого тряпья приличные шмотки. Потом... потом съем роскошный обед, схожу в кино... Съем две порции мороженого. Ну, а вечером вернусь в гостиницу и посплю до двух часов дня! Правда, здорово?
– А что ты собираешься делать после двух часов дня?
– Найду работу и начну вкалывать.
– Начни с этого, деточка. Без денег тебе не
Железные ворота плавно распахнулись.
Старик театрально вытянул руку:
– Мир ждет тебя, Мария! Пусть он будет добрым.
Девушка уже вышла на улицу, но потом быстро вернулась к будке и поцеловала привратника в прохладную морщинистую щеку.
– Прощайте, папаша. Не болейте.
Старик грустно кивнул:
– Прощай, Мария.
– Папаша, вы – единственный в этом заведении, без кого я буду скучать на свободе.
Он смущенно проворчал:
– Так я тебе и поверил! Наверное, всем мужикам говоришь что-нибудь в этом роде?
Мэри рассмеялась:
– Нет. Вам одному! Хотите меня напоследок пощупать? Только в темпе.
Старик ответил с непривычным достоинством:
– Нет, Мария.
Она изумленно переспросила:
– Нет? Но почему?
– Все это надо не мне, а девочкам. Ведь вам очень плохо в тюрьме. Хуже, чем мужчинам. Женщине необходимо знать, что она кому-то нужна, кому-то нравится. К женщине обязательно кто-то должен приставать, пусть даже старик, если нет никого помоложе. А кому вы здесь нужны? Никому. Ни семье, ни ухажерам. Вот потому я с вами и заигрываю. Девочки отбиваются, хохочут, а сами довольны. И мне приятно доставлять вам хоть какую-то радость.
Мэри порывисто обняла старика, еще раз поцеловала в щеку.
– Спасибо, папаша.
За воротами ее догнал надтреснутый голос:
– Мария! Постарайся вести себя хорошо.
Девушка помахала рукой:
– Постараюсь!
Она оказалась на улице. Обычной городской улице, а не в зоне для прогулок. Ноги ступали непривычно мягко. Мэри топнула – звук мгновенно погас под каблуком. Ну, конечно, она совсем забыла, что улицы покрыты асфальтом. Там, в колонии, повсюду лежал бетон, и каждый шаг гулко прокатывался по коридору, двору и спальне. Девушка снова топнула – тишина. Какое счастье! Господи, ведь это – свобода!
Легко подпрыгивая, Мэри перебежала через улицу.
Неожиданно чья-то сильная рука выхватила сзади чемодан, и знакомый голос весело спросил:
– Ты забыла про машины, крошка? Напрасно, ведь они могут задавить.
Девушка замерла. Конечно, она узнала этот голос, как узнала бы его из тысячи голосов. С той минуты, когда перед ней раскрылись глухие ворота колонии, Мэри ждала, что вот-вот откуда-нибудь из-за угла появится Майк.
Она повернулась, без всякой радости посмотрела в улыбающееся лицо и ответила таким тусклым голосом, словно разговаривала со случайным прохожим:
– За полтора года можно забыть не только про машины.
Майк все еще улыбался, но в голосе появилась тревога:
– Поедем ко мне домой, Мария.
Девушка не ответила.
– Поехали... Я с утра жду тебя здесь.
Мэри покачала головой:
– Нет. Это невозможно.
Улыбка погасла. Теперь на его лице отражалась обида, только обида.
– Как же так, Мария? Я...
Она выдернула чемодан из бессильно опущенной руки Майка.
– Куда мы поедем? Зачем? Ведь ты меня совсем не знаешь... теперешнюю. Все изменилось. Даже имя.