Парк Горького

Смит Мартин Круз Круз

Вместо Паши рядом с девицей возник молодой солдатик. Лицо ее, жирно намазанное румянами и дешевой губной помадой, изобразило улыбку. Парень тем временем изучал цену, проставленную мелом на носке ее туфли. Потом они под руку вышли через главный вход. Аркадий с Пашей направились следом. В предрассветной голубизне по Комсомольской площади двигались стучавшие на стыках рельсов трамваи. Аркадий видел, как парочка юркнула в такси.

– Пять рублей, – промолвил Паша, глядя вслед отъезжавшему такси.

Шофер свернет в ближайший переулок

и выйдет караулить на случай появления милиции, пока парочка на заднем сиденье будет заниматься делом. Из пяти рублей шофер получит половину и, возможно, потом перепродаст солдату бутылку водки, чтобы отметить событие, – водка стоила куда дороже, чем девица. Ей тоже достанется хлебнуть. Потом она пойдет обратно на вокзал, даст «чаевые» уборщице, чтобы сполоснуться под душем и, разомлев от тепла и водки, начать все сначала. Считалось, что в СССР проституток нет, потому что революция ликвидировала проституцию. Их могли обвинить в распространении венерических болезней, в аморальном поведении или в тунеядстве, но по закону они не были шлюхами.

– И там нет, – Паша вернулся с Ярославского вокзала, где тоже переговорил с девицами.

– Поехали, – Аркадий бросил пальто на заднее сиденье и сел за руль. Мороза не было, хотя солнце еще не взошло. Небо становилось чуть светлее неоновых вывесок на крышах вокзалов. Движение стало оживленнее. В Ленинграде пока еще темно. Некоторым больше, чем Москва, нравился Ленинград, его каналы и достопримечательности. Аркадию он казался вечно угрюмым. Он предпочитал Москву, большую и оживленную.

Он направился к югу, в сторону реки.

– Может быть, вспомнишь что-нибудь еще о том загадочном собеседнике Голодкина, который встречался с ним в парке?

– Если бы я пошел вместо Фета… – проворчал Паша. – Он не отыщет и яйца у быка.

Они искали, где появится «тойота» Голодкина. За рекой, у Ржевских бань, они остановились выпить по чашке кофе с пирожками. В витрину вешали свежую газету.

– «Спортсмены с воодушевлением готовятся к приближающемуся празднованию Первого мая», – прочел вслух Паша.

– И торжественно обещают забить больше голов? – предположил Аркадий.

Паша кивнул, пробежал глазами текст.

– Так вы играли в футбол? Не знал.

– Вратарем.

– Ага! Теперь понятно…

В квартале от бань уже собиралась толпа. По крайней мере у половины присутствующих к пальто были приколоты объявления. «Трехкомнатная квартира с ванной» – это у женщины с грустными вдовьими глазами. «Меняем четырехкомнатную на две двухкомнатные» – явно молодожены, твердо решившие избавиться от родительской опеки. «Сдам койку» – прожженный делец, не брезгающий ничем. Аркадий с Пашей, двигаясь с противоположных сторон, прочесали толпу и встретились посередине.

– Шестьдесят рублей за две комнаты с водопроводом, – сказал Паша. – Совсем неплохо.

– Что-нибудь о нашем подопечном?

– Ничего нового. Иногда Голодкин здесь появляется, потом снова

исчезает. Подвизается в роли посредника, берет тридцать процентов.

Рынок подержанных автомобилей был на самой окраине города. Долгая поездка затянулась еще больше, потому что по пути Паша увидел, что с машины торговали ананасами. За четыре рубля он купил один размером с хорошее яйцо.

– Кубинский, повышает потенцию, – признался он. – Некоторые мои приятели, штангисты, бывали там… твою мать! Черные девочки, пляжи и отличная еда. Рай для рабочих!

Рынок автомашин представлял собой участок, заполненный «Победами», «Жигулями», «Москвичами» и «Запорожцами»; одни безнадежно старые, другие будто только что из выставочного салона. Получив после многолетнего ожидания миниатюрный «Запорожец» за 3000 рублей, ловкий владелец может сразу ехать на рынок подержанных автомашин, продать свою игрушку за 10.000, зарегистрировав в государственном комиссионном магазине сделку всего на 4000 рублей и уплатив 7 процентов комиссионных, затем вернуться и на заработанные таким образом 6650 рублей купить подержанные, но более просторные «Жигули». Рынок был как улей, но мед у каждой пчелы был здесь свой. Пчел было что-то около тысячи. Четыре армейских майора окружили «мерседес». Аркадий погладил белый «Москвич» по капоту.

– Хороша задница, а? – рядом стоял грузин в кожаном пальто.

– Ничего.

– Ты уже в нее влюбился. Не спеши, дорогой, походи, посмотри.

– Правда, ничего, – Аркадий не спеша обошел машину сзади.

– Сразу видно, что человек разбирается в машинах, – грузин многозначительно поднял палец. – Тридцать тысяч километров. Есть люди, которые сбрасывают километраж, но я не из таких. Мыл и полировал каждую неделю. Посмотри, какие «дворники»! – достал он их из пакета.

– И дворники ничего.

– Совсем новая. Сам видишь. – Он заслонил спиной Аркадия и написал карандашом на пакете: «15.000».

Аркадий сел в машину и оказался почти на полу – сиденье было вконец истерто. Пластмассовая баранка вся в мелких трещинах, как бивень с кладбища слонов. Он повернул ключ зажигания и в зеркало заднего обзора посмотрел на шлейф черного дыма.

– Ничего, – он вылез из машины. В конце концов, сиденье можно перетянуть, а мотор подремонтировать, зато кузов был в прекрасном состоянии.

– Я знал, что ты так скажешь. Покупаешь?

– А где Голодкин?

– Голодкин, Голодкин, – ломал голову грузин. – Что это такое – человек, машина? – Он никогда не слыхал такого имени… пока следователь не предъявил удостоверение, все еще держа ключи от зажигания. – Ах, тот самый Голодкин! Тот самый негодяй! Он только что уехал.

– Куда? – поинтересовался Аркадий.

– В «Мелодию». Когда вы его найдете, скажите ему, что честные люди, как я, платят комиссионные государству, а не такой шпане, как он. А вообще, уважаемый товарищ, руководящим работникам я могу сделать скидку…