Парк Горького

Смит Мартин Круз Круз

Он видел, что ей известно, какое впечатление она на него произвела. Но он также знал, что, дай он малейшую уступку чувствам, и он окажется у нее в плену. Тогда ей даже не будет нужды лгать.

– Вы же знаете, что Осборн убил вашу подругу Валерию, Костю Бородина и американца Кервилла, и, несмотря на это, даете ему возможность поступить с вами таким же образом. Вы фактически вынуждаете его к этому.

– Мне эти имена незнакомы.

– У вас у самой были подозрения, поэтому вы пошли к Осборну в гостиницу, как только услыхали, что он снова в Москве. Эти подозрения

возникли у вас, как только я появился на «Мосфильме».

– Господин Осборн интересуется советским кино.

– Он сказал вам, что они благополучно выехали из страны. Я не знаю, что он рассказал вам о том, как их вывозил, но он действительно ввез Джеймса Кервилла. А вам не приходило в голову, что выехать из Советского Союза, особенно троим, значительно труднее?

– Да, конечно, я часто об этом думаю.

– И что проще убить их? Куда, он сказал, они уехали? В Иерусалим? Нью-Йорк? Голливуд?

– Какое это имеет значение? Вы утверждаете, что их нет в живых. В любом случае теперь вам их не достать…

В свете сигареты она глядела с видом морального превосходства.

– Солженицына и Амальрика выслали. Палаха довели до самоубийства. Файнбергу на Красной площади выбили зубы. Григоренко и Гершуни бросили в сумасшедший дом, чтобы свести там с ума. Некоторых вы бросаете в тюрьмы по одному: Щаранского, Орлова, Мороза, Баева. Других бросаете пачками, как офицеров Балтийского флота. Некоторых бросаете тысячами, как крымских татар…

Ее понесло. Аркадий видел, что это был ее счастливый случай. Перед ней был следователь, и она выпаливала слова, словно пули, предназначенные всей армии следователей.

– Вы нас боитесь, – говорила она. – Вы знаете, что нас не остановить. Движение растет.

– Да нет никакого движения. Неважно, правы вы или ошибаетесь, но движения просто не существует.

– Вы слишком напуганы, чтобы о нем говорить.

– Наш разговор походит на спор о цвете, который никто из вас не видел.

Он был чересчур мягок с ней, решил Аркадий. Она воздвигала между ними такую стену холода, что скоро ее будет не достать.

– Итак, до того как провалились в университете, вы переписывались с Валерией? – начал он заново.

– Я не провалила ни одного предмета, – бросила она. – Вы знаете, что меня исключили.

– Отчислили, исключили – какая разница? Вас вышвырнули, потому что вы заявили, что ненавидите свою страну. Страну, которая дала вам образование. Это же глупо, все равно что провалиться на экзамене.

– Думайте что хотите.

– После этого вы ходите на задних лапках перед иностранцем, который убил вашу лучшую подругу. Простите, забыл, для вас это политика. Вы скорее поверите самой невероятной лжи американца, у которого на руках кровь, чем правде, сказанной одним из своих.

– Вы для меня не свой.

– Вы не насквозь фальшивы. Костя Бородин, бандит он или не бандит, был по крайней мере настоящим русским. Он-то хоть знал о вашем фальшивом нутре?

Она слишком глубоко затянулась, и огонек сигареты осветил ее внезапно побагровевшее лицо.

– Если Костя хотел бежать

из страны, у него на то были причины – он бежал от закона, – продолжал Аркадий. – Любой скажет, что причина веская. Иначе бы он остался. Скажите, что думал Костя о ваших антисоветских истериках? Небось он не раз говорил Валерии, что за штучка эта ее подружка Ирина Асанова? Он бы и сейчас так сказал, будь он жив.

– Вы отвратительны.

– Так что же сказал Костя-Бандит, когда узнал, что вы политическая диссидентка?

– Вот это вас и пугает – мысль о том, что у вас под крышей обитает диссидентка.

– Да напугали ли вы кого за свою жизнь? Только откровенно! Кому нужны так называемые интеллектуалы, которых вышвырнули из школы, за то что они помочились на флаг? Так им и надо!

– Вы когда-нибудь слыхали о Солженицыне?

– Я слыхал о его счете в швейцарском банке, – поддел ее Аркадий. Она хотела сразиться с чудовищем? Ну что ж, она получит больше, чем ожидала.

– Или о советских евреях?

– Хотите сказать, сионистах. У них своя советская республика, что им еще нужно?

– Или о Чехословакии?

– Вы имеете в виду, что, когда Дубчек под видом туристов ввел солдат из фашистской Германии, чехи обратились к нам за помощью? Станьте же взрослой. Вы когда-нибудь слыхали о Вьетнаме, Чили или Южной Африке? Ирина, может быть, у вас просто невелик кругозор? Похоже, вы считаете, что Советский Союз – это чудовищный заговор с целью лишить вас счастья.

– Вы не верите тому, что сами говорите.

– А теперь я скажу вам, что говорил Костя Бородин, – Аркадия уже было не остановить. – Он считал, что вы хотели испытать удовольствие от того, что вас преследуют, да не хватало духу нарушить закон.

– Это лучше, чем быть садистом, но не иметь мужества пустить в ход кулаки, – ответила она.

В глазах появились злые слезы. Он был поражен. Даже почувствовал запах соли. Она сражалась, хотела она того или нет. Иными словами, пролилось немного крови. Как бывает в бою, военные действия переместились на другое поле, в данном случае в спальню, единственное место, где можно было сесть.

Они сели по разные стороны кровати и потушили сигареты о тарелки. Она, смело подняв голову и скрестив руки на груди, приготовилась к новой атаке.

– Значит, вы хотите иметь дело с КГБ, – вздохнул он. – С палачами, убийцами, зверями в человеческом обличье.

– А разве вы не собирались передать меня им?

– Собирался, – признался он. – По крайней мере, думал.

Она следила, как вдоль окон взад и вперед скользил его силуэт.

– Я вам не говорил, как Осборн все это осуществил? – спросил он. – Они катались на коньках – он, Валерия, Костя и Кервилл. Об этом, правда, вы знаете, ведь вы же давали Валерии коньки. Известно вам и то, что Осборн покупал русскую пушнину, хотя, возможно, вы не знаете, что он попутно является осведомителем КГБ. Вам, разумеется, это неинтересно. Одним словом, покатавшись немного по парку, они остановились на поляне перекусить. Осборн – человек богатый, принес с собой все, что надо.