Парк развлечений и отдыха
Шрифт:
Его мама была волшебным человеком, и, несмотря на весь тот мрак и ужас середины девяностых, она умудрилась сохранить доброжелательное сердце, искреннюю улыбку и чистую речь без матерных вставок. Я полюбил ходить в гости к Трупику, потому что рядом с его мамой мне казалось, что я становлюсь лучше.
–Вас покормить? Макс, давай, помоги накрыть стол во дворе.
Трупик кинулся послушно помогать маме. На столе тут же появилась целлофановая скатерть с отвратительным выгоревшим рисунком, кувшин с домашним компотом, тарелка с голубцами и блины с мясным фаршем. И, о боги, как же это было вкусно. В нашей семье уже давно особо никто не готовил, после того, как ушел отец, мама много пила, и самым распространенным блюдом был жареный хлеб с яйцами и разводной суп из пакета. У меня всегда водилось бабло,
Тетя Ира, так звали маму Трупика, всегда считала нас хорошими мальчиками и просто в упор не видела улики и следы нашей нехорошести.
–Макс, опять подрался, всю майку в земле извозюкал. На вот, надень чистую рубашку. Сколько одежды тебе надо, господи? Посмотри на друга, вот он чистый! – Мы с чумазым, заляпанным землей и кровью Трупиком хитро переглянулись.
Я плотно покушал и поблагодарил тетю Иру, так, как я, оказывается, умел. Из моего рта вылезли самые красноречивые похвалы кулинарным способностям, уюту и цвету тарелок, это удивило не только хозяйку дома, но и меня самого.
Мы пошли тусить. Как оказалось, позже, эта прогулка спасла меня от запредельного акта насилия, который я вряд ли смог бы вынести.
Мы бродили по району, потом долго зависали в компьютерном клубе. Когда поняли, что время близиться к десяти, Трупик предложил:
–Погнали на дело?
–Что, блять, за «де-ло»? – уточнил я.
–Ну, придумаем дело и сходим на него.
–Ты можешь говорить по-русски, я не отдупляю, о чем ты.
Трупик весь покраснел и молчал так, как будто он надувается и, если откроет рот, то весь воздух выйдет из него, и он сдуется, как воздушный шарик. Наконец он выпалил:
–Ну, бля, давай гоп-стоп замутим?
–Давай, – ответил я после небольшой паузы. Сам не знаю, зачем мне это было нужно. Я не любил гоп-стоп, денег всегда было кот наплакал, куча возни, большой шанс встрять под мусоров, да и Король не разрешал мутить гоп-стоп на районе. Он всегда был за диалоговый способ дележа чужого добра. В качестве превентивной и упреждающей меры служил грозный вид наших покоцанных лиц и самодельного арсенала. Как правило, случайные прохожие сами с радостью делились с нами, тем более, Король не разрешал отнимать все деньги и личные вещи. Действовала стандартная такса за проход через наши улицы. Такие были правила, и чаще всего обходилось без мордобоя. А вот гоп-стоп это совсем другое дело. Это преследование, это удар исподтишка, абсолютно непрогнозируемый финал и, главное, в моей голове держалось четкое разделение: с одной стороны, были мы – гопники, утырки, молодой криминалитет, потасканные и опустившиеся бабы, алкоголики и торчки всех мастей, и мы варились в этом адском котле, и причиняли страдания друг другу – сильные слабым. Но были и другие люди, они ходили на работу, кормили своих детей, слушали президента на Новый год – они были «невинны». Так я их называл – «невинные». И я считал, что их трогать нельзя. Тем не менее, я сказал: «Давай». Я не хотел заканчивать вечер и не хотел терять внимание нового друга.
– Только с района придется уйти, а то Король нас кончит потом.
Мы пошли бродить в деловую часть города. Бегали по мостам, швыряли камни в проезжающие по автостраде машины. Залазили на пожарные лестницы многоэтажек. С высоты город не казался убогим засранным местом. Издалека листва деревьев выглядела чистой, строения симметричными, а луна идеально круглой. Я прилагал максимум усилий для того, чтоб наш поход закончился полным провалом, и мы просто пошли домой. Я браковал прохожих, ссылаясь на то, что они плохо одеты и у них нет денег, специально прокладывал маршрут по освещенным улицам, но упорство Трупика не знало предела. Он наметил себе цель. Это был нереально огромный мужик с большой сумкой, он неспешно шел в направлении железнодорожных путей и промзоны. В той местности фонари были недопустимой роскошью. Мы, как стая голодных шакалов, следовали по пятам, держась на расстоянии, чтобы не спугнуть жертву. Мой щуплый бесстрашный подельник дал знак, что собирается ускоряться, тем самым, не оставив мне выбора. Он догнал нашу жертву в три-четыре длинных шага,
–Валим, валим, валим! – заорал мой компаньон и побежал так быстро, как я уж точно не мог.
Разумеется, я бежал быстрее раненого бизона, но все же опасался, что в темноте могу споткнуться и стать добычей вместо охотника. За спиной еще долго были слышны крики: «Ух, сейчас я вас… уй ща я вас… уйщавас… уйщавас…». Я удивился тому, как долго бежал за нами бизон. Наконец крики стихли. Мы оказались в теплом, загаженном и опасном месте – нашем родном районе. Остаток ночи прошел в компьютерном клубе. Мы ни разу за ночь не вспомнили о нашем провальном гоп-стопе, играли в игры и отрубились на креслах.
Я проснулся то ли от первых солнечных лучей, то ли от того, что моя шея беспощадно затекла.
–Блять, уже восемь… У меня сегодня экзамен по матешу! – крикнул я.
Схватив рюкзак, я, не прощаясь с моим просыпающимся новым другом, кинулся к двери. Дверь оказалась закрыта. Ночная смена свалила с работы и до десяти утра никого не будет. Они побоялись нас будить, но и незапертую дверь оставлять тоже побоялись. Я подошел к окну, открыл его, улыбнулся, помахав Трупику, прыгнул с первого этажа и побежал в школу.
В класс я влетел весь потный, не расчесанный, грязный после наших ночных похождений. В моем рюкзаке лежали аппарат для тату, эскизы будущих работ, чернила, бинты, антисептики и ни одной тетради или учебника. Хвала небесам, я отрыл ручку в недрах своей ручной клади.
По рядам парт раздали бумажки с экзаменационными вопросами. Я наклонился к прилежной девятикласснице, сидящей впереди меня: «Дай чистый лист?». Она улыбнулась и протянула мне кусок бумаги. Учительница свирепо посмотрела на нас, как будто наши жизни были в ее руках, и прошипела: «Так, каждый сидит на своей парте! И не общаться! У вас ровно сорок пять минут и ни секундой больше. Я засекаю», – она взяла спортивный секундомер, завела его и нажала на кнопку. В тишине класса были слышны легкие шорохи, периодические хлюпанье носов и тиканье зловещего секундомера.
Спустя тридцать минут я закончил решать все задачи, посмотрел в окно и на мгновения провалился в события вчерашнего дня. Я вспомнил лицо друга, которого обрел. Вспомнил вкусные голубцы и вспомнил «уйщавас».
Меня привел в чувство крик училки:
– Ты чего сидишь улыбаешься, у тебя пятнадцать минут осталось! – моя учительница сверкала через очки злющим взглядом, и я побоялся, что вправду меня сейчас ударят линейкой на глазах всего класса.
– Я закончил.
– Ты понимаешь, что это выпускные экзамены и шанса на пересдачу нет?
– Я закончил, – повторил я, встал, взял рюкзак и лист с моими решениями, подошел к учительскому столу и положил на него надежду на свое будущее.
…Через несколько дней пришли результаты экзаменационных работ. Я оказался в пятерке лучших учеников школы. И так, с идеальным аттестатом, безупречной репутацией и набитыми кулаками, я отправился в старшие классы. Нужно было только пережить летние каникулы.
IV.
Я шел из школы в приподнятом настроении. Возник тот самый момент восхищения самим собой, который часто нас заставляет допускать ошибки и промахи. С любой стороны, как ни крути, я был крут. Я был легендой подросткового криминального мира. С легкостью одолел монстра-математику и монстра-физику. Школьные третьесортные забияки боялись попросить у меня списывать, а симпотные девочки всегда облепляли со всех сторон на всех уроках, как моллюски дно роскошной яхты. И это позволило мне взять слово у богини школьных коридоров Непогодиной Иры, что она на выходных на малине мне даст. И я точно собирался с нее затребовать обещанное.