Парма
Шрифт:
Василий Терентьевич швырнул деревяшки к печке. Встал расстроенно:
— Хы, облаву затеяли! Это кто же придумал?
Ребята смотрели в пол.
— Что молчите? Мол, телят спасали? Верно, спасали. Но ведь зверя можно было просто отпугнуть. Криками, шумом. А вы подкрались, обложили, устроили засаду. С рогатиной… А я-то на вас надеялся…
Голос учителя обмяк, потеплел. Он опять прощупал всех поочередно глазами и вдруг широко улыбнулся.
— Ну ладно, победителей не судят. Вообще-то, что ни говори, народ вы отважный.
Завтрак еще не был готов, и Василий Терентьевич с Гришей-младшим занялись «ревизией» оставшихся продуктов. Разбирали в углу порожние мешки, вытряхивали из них остатки круп в ведро, сухари ссыпали в один мешок. От сырости намок в рюкзаке сахар, и Василий Терентьевич кружкой перекладывал его еще в одно ведерко. Гриша увлеченно отдирал от затвердевших стенок рюкзаков сахарные корочки и не очень охотно тоже складывал в ведро.
— Мало взяли сахару-то? — интересовался Гриша.
— А что?
— Да та-ак. Кабы больше взяли, то можно было бы эти корочки не собирать…
Василий Терентьевич посмотрел на Гришу с явным участием, и Гриша догадался, что этот его взгляд означает, пожалуй, разрешение отправить одну сахарную корочку в рот, и незамедлительно сделал это. Проглотил, облизнул губы и, в свою очередь, вопросительно посмотрел на Василия Терентьевича: правильно ли понял?
Василий Терентьевич улыбнулся:
— Валяй еще!
Когда сухари, сахар, крупу разложили, куда следует, учитель сказал Грише:
— Все брали в норме, дружок, да вот «Белый шаман» подвел. Сам видишь, половину сухарей телятам скормили, и задерживаемся не по времени.
Гриша понимающе покачал головой, а затем, над чем-то поразмыслив, спросил:
— А правда, что будут пастушьи вертолеты?
— Это какие ж такие вертолеты?
— Ну вот Натка говорит, что скоро у пастухов всякая техника появится. Чтоб пасти легче было.
— Вон ты о чем! — оживился Василий Терентьевич. — Будут пастушьи вертолеты! Теперь, дружок, во всяком деле человеку машины нужны.
— А телевизоры пастушьи будут?
— И телевизоры! Они-то тем более. Это ведь проще. Чтобы управлять вертолетом, нужно быть летчиком, а телевизор смотреть, наблюдать за стадом — ума много не надо.
Гриша призадумался. Потом решительно возразил:
— Да-а, не надо! Тогда телята должны быть умными, сигналы всякие понимать должны…
Занятый непростыми думами, он еще долго сидел на мешках, сравнивал, прикидывал: как же все потом будет, когда на помощь пастухам придут аппараты?
Василий Терентьевич не разрешил вставать Вале. Ей уже попало от него за то, что она работала, а еще больше попало Нине — не надо было отпускать больную Валю на улицу. Но попробуй сейчас улежи! Когда Василий Терентьевич выходил из избушки или не обращал на Валю внимания,
Сегодня утром ребята все глаза проглядели в это окно. То один, то другой подходил к нему и, склонившись, припав к запотевшему стеклу, повторял:
— И утро хорошее, а не идут что-то. Проспали, верно?
Может быть, поэтому никто не вспоминал о еде, и обычно желанная команда «завтракать» прозвучала маленько неожиданно. Но такая команда была подана, и все потянулись за посудой.
Сидели где удобнее и ели из чего удобнее: из котелков, чашек, кружек. Сидели за столом, на нарах и разостланных одеялах. Витя Пенкин и Миша Калач устроились на седлах и уплетали кашу прямо из ведра. Ели да нахваливали: и жирна-то, и ароматна, и навариста!
Перед девочками на нарах стояла закоптелая эмалированная кастрюля. Эту емкую посудину припасла для Наташи ее мама. Она положила в рюкзак дочери еще и две ложки — обыкновенную алюминиевую и глубокую, похожую на половник, деревянную. Положила и наказала: «Из артельного котла не стесняйся, ешь…»
Много было смеху, когда Наташа рассказала про эту мамину «заботу». С первого дня путешествия фасонистая, разукрашенная петухами деревянная ложка служила незаменимым черпаком…
Неожиданно за дверью послышался лай собаки. Сидевший у порога Витя Пенкин распахнул дверь.
— Приехали! — возгласил он и выбежал, чуть не свалив ведро с кашей. Белая, как песец, собака с мокрым брюхом беспокойно топталась у дома. Оскалив зубы, она уркнула на ребят и помчалась своим следом через ельник к Цепёлу. Растревоженным роем сыпанули ребята за ней.
По лугу шли люди и вели на поводу трех завьюченных лошадей. Впереди, в плаще нараспашку, в высоких сапогах, шагал коренастый бородач. Собака уже вертелась у его ног.
— Вон тот, первый, наверно, главный, — определила Нина. — Василь Терентьич говорил, что у них один с бородой.
Бородач махал издали рукой.
— Кто здесь старший? — спросил он, когда ребята подбежали.
— Василь Терентьевич… сейчас придет… — вдыхая всей грудью воздух, ответила Нина. — А вы — геологи?
Нина, конечно, не сомневалась, что пришли геологи, и спросила скорей потому, что не придумала ничего лучше сказать при встрече. Помедлив и опять ничего не придумав, повторила вопрос:
— Геологи, да?
— Они самые! — весело прогудел бородач. — Прибыли в ваше распоряжение!
Ребята с любопытством и восхищением рассматривали гостей. Только Гриша-младший не находил в них ничего особенного. Самые обыкновенные люди и одеты как все. А высокий рыжий парень просто разочаровал Гришу — парусиновая куртка мала, до локтей рукава, из-под них высовываются закатавшиеся обшлага рубахи… Ни биноклей, ни подзорных труб, даже молотков геологических с длинными ручками ни у кого нет… Ну что за геологи!