— Парня заказывали? — Нет, я заказывала пиццу!
Шрифт:
— Что „и“? — резко перебивает он меня. — Прости, я не могу тебе помочь больше. Это мой последний день с тобой.
— Дело в том, что я не сильно расстроилась. Узнав о Деймоне, — начинаю я говорить, — понимаешь…эти отношения мертвы. Я хотела их вернуть, я держалась за прошлое, но на самом деле, я совсем давно не люблю его. Мне просто всё равно на него. Я привыкла испытывать определённые чувства к нему, так было всегда, но вдруг что-то случилось… и я… продолжала убеждать себя, что всё по-прежнему, стоит только появиться Деймону в моей жизни. Вот, кажется, я и была с ним, но всё не так. Не правильно. Эта поездка не была бессмысленной.
Стефан заинтересованно выслушал мои мысли, иногда задумчиво кивая.
— К сожалению, я попала в новый плен. И это другое. Сначала глупое влечение, — я не могу сейчас смотреть на Стефана. Он устал от моих признаний, я знаю. Но это последний день, так что я говорю всё, что хочу. Я желаю освободиться. — Это действительно чувство, когда ты можешь думать только о том, как ты хочешь заняться сексом. Незнакомое мне чувство, правда. Любовь другая, Стефан. Она не о сексе, — я кусаю нижнюю губу и улыбаюсь сама себе. — Ты всегда рядом, всегда можешь помочь. Становишься мне настоящим другом, а потом… в смысле, я не могу смотреть на тебя с приличными мыслями в голове, но всё же я окончательно потеряла голову недавно. Когда призналась тебе. Знаешь, я признавалась не за тем, чтобы ты ответил на мои чувства, а просто чтобы знал. Я легко смогла забыть о Деймоне, когда признавалась тебе. И как раз тогда поняла, что охладела к нему.
Пускай наши отношения были короткими, 5 этих дней. Мне было слишком хорошо с тобой. Ты желаешь мне счастья, а я тебе. Но ты не можешь понять, что я счастлива с тобой. Что я улыбаюсь только потому, что улыбаешься ты. Хорошо тебе — хорошо мне. И я рада этому чувству. Хах, как будто я могла сказать что-то другое, когда влюблена, — смеюсь я, поражаясь самой себе. Такое чувство, что выпила. Столько откровений. Но со Стефаном я легко могу открыться, рассказать самые сокровенные тайны и знать, что он поймёт. — Не говори, что влюблён в меня, только из жалости. Я понимаю. Сколько я тебе должна? За всё время? — наконец я поднимаю на него свой взгляд. Всё же я побоялась говорить ему всё это, смотря в его зелёные глаза.
— Нисколько. Это я тебе должен.
Я сглатываю.
— А если по чесноку? — хочу я увести беседу в более шуточную форму, чтобы избавиться от возникшей неловкости, но тщетно.
— Правда, я благодарен тебе. Ты не знаешь, что сделала.
Я хлопаю глазами и морщу лоб. Он заставляет меня чувствовать себя полной дурой.
— Я очень хочу быть…чёрт, нет, только не это, — чертыхается Стефан и опускает лицо в ладони, нервно проводя ими по лицу.
— Не притворяйся, хорошо? — снисходительно улыбаясь, подхожу я к нему. — Сегодня был прекрасный вечер, спасибо за него, я действительно поверила, но жизнь в красивой лжи не для меня, больше нет.
— Хах, самая глупая вещь, которую ты когда-либо могла произнести, — фыркает он, отнимая руки от лица и поспешно вставая. — „Свободен от меня“? — насмешливо передразнивает Стефан меня, когда я задала ему вопрос глазами, о чём он. — Как мне сказать о моих чувствах, если ты не можешь поверить?
— Ты отверг меня.
Он закатывает глаза.
— Боже, если я скажу сейчас, что ёжики зелёные, ты поверишь? Я что тебе говорил? Вернее, чему учил? Ты мнительная, но нет там, где надо.
— Я просто верю каждому твоему слову. И пускай ёжики будут зелёными, — смеюсь я, Стефан тоже, но тут же замолкает.
— Что я в тебе нашёл? Ты веришь в зелёных ёжиков. Ты не знаешь, кто такие ёжики…точно…
— Вообще-то, — самодовольно прерываю я его, а потом резко замолкаю, нахмурившись в раздумье. — Млекопитающие семейства ежовых, широко распространены в Европе и Западной Сибири, если ты знаешь, где это, конечно, —, а вот на этих словах мне хочется пнуть этого зазнайку. — Это такие милые зверки, как ты, — смеётся Стефан, завидев мой злобный вид, — они колючками покрыты, но если их на спинку положить, то они беззащитны и такие уси-пуси, как ты, точно говорю.
— Сравнил меня с каким-то „ёжиком“, откуда ты про них знаешь вообще?
»- Ты книгой ошибся. Тебе надо было двигаться в немного другую сторону книжного — „недопорно-книги“. Да, так и называются.
— Да ладно тебе, я же прикалываюсь, а ты — ёжик — всё время колючками поворачиваешься».
Он и раньше меня ёжиком называл…
— Да просто русский шпион, вот заслали. Я ещё много чего знаю. Знаю про матрёшки, валенки и балалайки. Ещё про самовары, баранки и тульские пряники.
Я закатываю глаза, как легко он может рассмешить меня.
— Тульские пряники? — усмехаюсь я.
— Да, вкусные, между прочим. А вообще, у меня просто кругозор большой, вот и всё.
— Мм…это интересно… Правда, что русские вместо собак заводят себе медведей и выгуливают их потом на поводках?
— Пф, да конечно, — ёрничает он. — Так же, как и правда, что каждый американский подросток в старшей школе имеет по букету венерических заболеваний и толпу обожательниц. В принципе, это правда, но не каждый же подросток!
— На себе проверил?
— Букет венерических заболеваний?
— Ахах, нет, я про толпу обожательниц, — смеюсь я в голос. Боже, как легко он может рассмешить меня.
— Букета не было, — с широкой улыбкой на лице заявляет он, — и толпы не было. Я же говорил, была Хейзел, всё. И то я бы… не важно, в общем.
— Ты сравнил меня с млекопитающим, который покрыт колючками, — напоминаю я, замечая, что Стефан совсем поник.
— Потому что такая же, — он словно ото сна какого-то отходит. — Колючая снаружи…
— Я, может, переношу на колючках что-нибудь… — задумываюсь я.
— Если только обиду на кого-то, — смеётся он и встаёт с постели. Теперь Стефан совсем близко.
— Да не…может, грейпфруты какие. Почём знать, зачем мне колючки.
— Листики. Ты листики переносишь.
— Да?
Его рука дотрагивается до моих волос, поправляя их.
— Откуда у тебя пух в волосах? Пушинка? — смеётся он и показывает мне микроскопический предмет в его руках. — Всё-таки ёжик.
Я мгновенно тянусь к волосам, хватаю локоны и смотрю на них.