Пароль «Dum spiro…»
Шрифт:
— А по-нашему: пока живу — борюсь!
— Думаю, и товарищу Михалу понравится, — согласилась Валерия.
«D. S.» — десятки донесений шли из Кракова под этим кодом. Информации польских патриотов приобретали в те дни особенное значение. Готовилось новое наступление советских войск. Не за горами — освобождение Кракова. Центр интересовался подпольщиками, просил сообщить дополнительные данные о них.
Несмотря на массовые облавы, лагеря смерти, казни, антисоветскую пропаганду и злобный вой местных националистов, настоящие польские патриоты оставались надежными друзьями
— Взять нашу Рыбну, — медленно, с достоинством говорил Малик. — Я и мои товарищи стали тут первыми коммунистами в 1933 году, когда к власти в Германии пришел Гитлер. Игнац Текели, Антон Фелюсь, Игнац Тарговский, Франтишек… За каждого ручаюсь головой. Каждый из них готов выполнить любое ваше задание.
Сколько раз мы имели возможность в этом убедиться!
«Бабця Сендерова» — мать солдата польской дивизии имени Тадеуша Костюшко, не колеблясь ни минуты, приютила в своем доме Ольгу с рацией. Отсюда и пошли в эфир первые радиограммы Комара.
Центр интересовался военными объектами в самом Кракове. Как туда проникнуть? Вермахт на свои объекты поляков не допускал. Польская патриотка Клара Солтыкова сумела устроиться уборщицей в помещении военного штаба. Она собирала для нас отработанную копировальную бумагу. Надо было ее незаметно спрятать, вынести, передать связной. Одно неосторожное движение, одна-единственная оплошность — и конец. Клара Солтыкова знала, на что идет.
СНОВА ВМЕСТЕ
«Павлову. Прибыл в Рыбну. Вступил в контакт с Комаром. Груша на месте. Грозы нет. Рация оставлена возле Бендзина. Груз пропал.
Ольга передала это донесение в Центр 1 сентября, когда мы почти потеряли надежду на приход Грозы. Про себя решили: развернем работу без него. А он явился шесть дней спустя. Сияющий, с ухмылкой во все лицо. Выложил кучу подлинных документов: удостоверение рабочего военного завода «Остхютте», настоящий немецкий пропуск — аусвайс, продовольственные карточки.
— Докладывай.
Алексей тряхнул черными кудрями:
— Есть докладывать!
Его парашют тоже отнесло в сторону. Так что пришлось не приземлиться, а приводниться. Прямо в пруд. Выбрался на берег, закопал парашют. Вытащил из рюкзака запасной костюм. Стал сигналить, как было условлено. Ни ответа, ни привета. С первыми лучами солнца зашагал прямо по шоссе в город. По карте определил: приземлился недалеко от Домброва-Гурнича, в ста двадцати восьми километрах от Кракова.
В Верхней Силезии город почти примыкает к городу. Между ними ходят трамваи.
— Я подумал, — рассказывал Гроза, — в трамвае безопасней. Добраться до Сосновца, раствориться в городской толпе оказалось делом несложным. Сошел на базарной площади. Заметил ресторан. На стене метровыми буквами надпись: «Hyp фюр дойче» (только для немцев). Зашел, подкрепился, рассчитался рейхсмарками, побродил по городу. За сквериком,
— Сидите тут, тыловые крысы, как у Христа за пазухой! А мы, пострадавшие от Советов, хоть пропадай?!
— Заспокойтесь, добродию, — растерялся от такого бурного натиска комендант, приложив руку к сердцу. — Розказуйте, що до чого?
Я и выдал свою легенду: дескать, родом из-под Волочиска, работал во Львове, по убеждениям — националист. Бежал от Советов, и вот, пожалуйста, — без денег, без работы.
— Видно одразу, що хороший чоловик, — приосанился комендант. — Допоможемо.
Дал мне денег — компенсацию за убытки, понесенные при «поспешном бегстве», продовольственные карточки и сказал:
— Пидеш, хлопче, в «Остхютте» — на завод. По нашей рекомендации. Потом подберем что-то получше, котелок у тебя, вижу, варит.
— Стараюсь, пан комендант!
— С богом.
По рекомендации комитета Алексея в тот же день зачислили на работу. Поставили в цех нарезать трубки взрывателей для снарядов. За три недели наладил контакт с польскими патриотами. Один из них свел Грозу с контрабандистами. Те знали все ходы и выходы, регулярно пересекали границу, переправляя из рейха в генерал-губернаторство и обратно дефицитные товары. Они же помогли Алексею добраться в Краков. В Санку Алексея привел Генрик Малик, сын Станислава.
НАША ГРУППА
«Голос» не только мой «псевдоним», но и кодовое название нашей группы.
Каждая радиограмма, посланная в Центр за подписью «Голос», — сконцентрированный труд, риск не одного, а всех членов группы.
Нас готовили отдельно, в разных школах. И до встречи в начале июля 1944 года мы совсем не знали друг друга.
Война причудливо переплела судьбы людей. У каждого из нас была своя работа, своя дорога. И вот в Проскурове [10] дороги эти сошлись в одну.
10
Теперь — г. Хмельницкий.
Первое мое знакомство с Грозой, Грушей и Комаром было заочным. Офицер из разведотдела фронта скупо сообщил биографические данные моих будущих товарищей.
Гроза — Алексей — двадцатидвухлетний комсомолец с Кировоградщины. Молод, но отнюдь не зелен. Был до призыва на действительную секретарем райкома комсомола. В армии еще в довоенное время окончил школу связи. На фронте командовал взводом. Попадал в окружение и выбирался из него.
В тылу гитлеровцев организовал диверсионную молодежную группу, стал ее комиссаром. Что такое гестапо, знает не только по рассказам и фильмам. В одном из боев был схвачен. Испытал на себе все тяготы гитлеровского застенка. Бежал. Сражался в партизанском отряде.