Пароль остается прежним
Шрифт:
Ни о чем этом сейчас не думает Бородуля. Ему просто некогда думать. Он видит кусочек звездного неба. И звезды— его союзники. Как хорошо, что они есть! Неподвижные.
Каждая на своем месте. Значит всё в порядке!.. И волноваться нечего...
Грузовик приближается. Вот он вынырнул из-за поворота — черный и быстрый, как хищная птица.
«Если лежать неподвижно, могут не заметить!».
Откуда вдруг эта мысль? Бородуля гонит ее и ложится удобней. Прижимается щекой к карабину.
Сейчас машина поравняется с другим пограничником.
Двадцать
Пятнадцать...
Он делает предупредительный выстрел. Трассирующая пуля пересекает путь грузовику.
Неизвестный шофер увеличивает скорость. Из кузова отвечают залпом.
Пули зарываются в песок рядом с Бородулей.
Он метит в баллоны и радуется попаданию.
Словно подстрелянный зверь, грузовик из последних сил сворачивает на дорогу к пастбищам.
И в это время Бородуля видит другую машину, с зажженными фарами.
Он вскакивает. Ракетой показывает направление, в котором скрылись нарушители. Машина берет влево: сокращает расстояние. Сейчас перевалит барханы и настигнет их.
— За мной!— Бородуля тоже бежит по дороге к пастбищам...
Серебренников держится за кабину. Полуторку бросает из стороны в сторону. Она лезет вверх и, кажется, вот-вот оторвется от земли.
Спуск начинается неожиданно. Машина стремительно идет под уклон...
Снова под колесами ровная дорога. Впереди расплющенный неровный след от баллонов.
«Молодец, Бородуля!»— думает Серебренников.
Барханы отступают. Микаелян, не сбавляя скорости, делает крутой разворот.
Сейчас покажется кошара, пустая в это время года. За кошарой дорога раздвоится и снова уйдет к барханам. Каждая из этих дорог в свою очередь раздвоится. И те, дальние дороги, тоже раздвоятся... Потом навстречу им встанут горы.
Враг решил уйти в горы.
— Стой!— Серебренников стучит по кабине.
Брошенная Горским полуторка проломила дувал.
Микаелян выжимает педаль тормоза.
И сразу развалины захлебываются выстрелами.
Осколки ветрового стекла впиваются в глаз.
«Очки!—с опозданием вспоминает Микаелян.— Почему я не надел очки!»...
Серебренников прыгает вправо. Падает за передний баллон. Пальцы плотно обхватывают пистолет.
Как всегда в минуты боя, приходит удивительное спокойствие.
Главное — выждать.
За дувалом тоже молчат.
Луна помогает Серебренникову. Он отчетливо видит пролом в глинобитной стене.
Горский, конечно, попытается завладеть машиной. Иначе ему не уйти.
Так и есть. В проломе показывается фуражка.
Серебренников поднимает руку. Пистолетное дуло нацелено под козырек. Но зря Горский ждет выстрела.
И тогда из развалин выбирается человек. Пригибаясь бежит к машине.
Серебренников стреляет в него, почти не целясь.
Снова развалины захлебываются огненными вспышками. Теперь майор прижат к земле. И вдруг справа тоже
Он чуть поворачивает голову и замечает ползущую к машине черную фигуру.
Из развалин продолжают стрелять, не дают Серебренникову изменить положение.
Тогда он бьет по развалинам.
За дувалом смолкают.
Серебренников резко поворачивается к тому, что справа (он уже совсем близко!), и старательно целится: хочет выбить пистолет из рук нарушителя. Но в это время слышит рядом, со стороны развалин, угрожающий шорох.
Серебренников успевает нажать курок и видит, как фигура справа обмякает.
Сразу майор оборачивается: на него смотрят ненавидящие глаза капитана «Медузы».
Серебренников понимает, что произошло. Горский затаился в развалинах и, воспользовавшись его дуэлью с одним из бандитов, подбежал к машине.
Серебренников не успевает снова поднять пистолет.
Горский стреляет в упор и скрывается за баллоном.
Майор прижимает руку к груди, будто это может остановить кровь.
«С Микаеляном случилась беда,— проносится мысль, иначе бы он давно пришел на помощь!»
Время отсчитывает секунды. И чем больше пройдет секунд, тем легче будет Горскому разделаться с Серебренниковым.
Сейчас оба затаились за баллонами. Каждый за своим.
А время идет.
Что будет, когда иссякнут силы? Сколько еще может продержаться Серебренников? Минуту? Две?.. Конечно, и эта минута имеет большое значение. Нельзя дать Горскому уйти. Но как это сделать?
Пожалуй, решение может быть только одно: обмануть Горского, притвориться убитым. Пусть он расстанется со своим укрытием. На мгновение — больше не нужно...
А если прежде чем открыться, Горский выстрелит?.. Значит, конец... Но ведь другого выхода нет!.. И какой-то внутренний голос приказывает: не медли!
Серебренников падает навзничь, откидывая руку с пистолетом в сторону.
Горский видит залитого кровью майора. Готов! Губы растягиваются в усмешке. Он высовывается из-за баллона, и сразу слепит выстрел...
Последним напряжением сил Серебренников подползает к Горскому. Дышит!
«Ну хорошо!»— думает майор. Он хочет подняться, но силы окончательно оставляют, и почему-то кажется, что кладут на кушетку, На ту самую кушетку, возле обклеенного окошка, где умирал отец.
«Не хочу, не хочу!»
«А ты подведи часы».
«Зачем?»
«Чтобы доктор скорей пришел»...
И кто-то подхватывает его слова;
— Скорей, доктор!
Серебренников с трудом открывает глаза. Видит склонившегося над ним полковника Заозерного.
Рассвет наступает рано. Это Серебренников знает. Обычно тихо бывает в предрассветный час. А у него разламывается голова от страшного шума. Он приподнимается на локте.
— Лежите!— говорит кто-то рядом.— Вам надо лежать.