Пароль: «вечность»
Шрифт:
– Увеличь скорость, – сказал я. – Мы должны проехать то место, прежде чем эти тачки там окажутся.
– Не могу я сильнее гнать, движок в разнос пойдет.
Я толкнул его в плечо.
– Увеличь насколько сможешь! Посмотри на этот мост – «тевтонцы» по нему не проедут. Там же балки сплошные и дыры между ними, только по рельсам можно. Надо проскользнуть перед машинами. Они свернут за нами, но ехать дальше им придется по траве вдоль этой насыпи. Мне отсюда по ним легче стрелять будет, чем им вверх. А как въедем на мост – всё, считай, мы от них оторвались. Давай!
Он полез вниз, и я крикнул:
– И принеси мне еще патроны! Все,
Я сел посреди крыши, широко расставив согнутые в коленях ноги, лицом к «тевтонцам». Поднял автомат. Монахи уже сворачивали на ту часть дороги, которая шла прямиком к насыпи и взбиралась по ее склону. Между шпалами там лежал щебень, с другой стороны дорога продолжалась – спускаясь с насыпи, уходила в глубь пустыря. «Тевтонцы» ехали быстрее тепловоза, но мы были ближе к перекрестку.
Железная крыша дрожала и дергалась подо мной. Я попытался лечь, и бок прострелила боль. На глазах выступили слезы; смахнув их рукавом, я осторожно выпрямил ноги. Растянулся на животе поперек крыши, уперся в нее локтями и приставил приклад к плечу.
Уже видны были бородатые лица пассажиров в «тевтонцах». Вдруг я понял, что на первой машине стоит пулемет. На багажнике высилась тренога, над нею торчал ствольный блок, за гашеткой ссутулился пристегнутый ремнями монах. Надо же – натуральный многоствольный «гатлинг»!
Машины приближались быстро, и стало ясно, что к перекрестку они успеют раньше нас. Я попробовал прицелиться, но ствол все время дергался и уходил в сторону. Монах, сидящий рядом с водителем первой тачки, вскинул руку, и ствольный блок «гатлинга» над его головой завращался. Пулеметчик отклонился назад, поворачиваясь, оружие обратилось к тепловозу. Из стволов ударили короткие языки пламени, дробный грохот донесся сквозь стук колес и гудение, но тут тепловоз ускорил ход. Крыша подо мной сильно дернулась, локти поехали по ней, и палец сам собой вдавил спусковой крючок. Очередь ушла далеко в сторону от машины, я сразу прекратил стрелять. Пули «гатлинга» полоснули по борту, со звоном ударяя в железо, а потом тепловоз пронесся мимо перекрестка.
Я забросил автомат за спину и на четвереньках пополз к люку. Два «тевтонца» перелетели через насыпь и только тогда повернули, один сразу понесся вдоль нее. Водитель головной машины попытался ехать прямо по рельсам, но быстро отказался от этой мысли и скатился на траву. Земля там была неровная, я видел, как трясет тачки. Все они немного снизили скорость и ехали позади тепловоза, не отставая, но и не догоняя его.
Пулемет опять стал плеваться языками огня, пули ударили в подножку, щелкнули по ограде, по двери в салон. Монах отклонился назад, задирая стволы. Я улегся на крыше, но теперь не стал упираться в нее локтями – пристроил автомат на скате, слегка подняв приклад, и вдавил спусковой крючок.
Очередь прошла наискось, взрыла землю перед «тевтонцем». Я качнул приклад вниз. Пули продырявили капот, разорвали одежду на плече монаха, сидящего рядом с водителем, и врезались в треногу под пулеметом, высекая искры.
А потом автомат смолк – у меня кончились патроны.
Но и «гатлинг» замолчал, когда пулеметчик обвис на ремнях.
Я обернулся. Из люка по пояс высунулась Юна с магазинами в руках. От машин сквозь свист ветра донеслись несколько одиночных выстрелов, и тепловоз вылетел на мост через Разлом.
Сразу изменились все звуки: гудение дизеля стало выше, стук колес – более звонким и частым, свист ветра – пронзительнее, теперь он тонко зудел в ушах.
Я прокричал ей в ухо:
– Спустись и скажи ему, чтобы не тормозил!
– Но они не смогут проехать здесь! – крикнула она в ответ.
– Могут перебежать! Залезут на этот холм и станут стрелять по нам сверху, если мы будем медленно объезжать его!
– Чак говорит – мотор может не выдержать!
– Все равно, он должен затормозить, только отъехав от холма! Не раньше!
Она кивнула, отдала мне магазины и полезла обратно. Я начал перезаряжать автомат, но Юна снова высунулась и положила узкую прохладную ладонь на мою щеку.
– Егор, тебе совсем плохо, – сказала она, заглядывая мне в глаза. – Ты бледный и дрожишь. Спустись в салон.
– Кто-то должен оставаться здесь, пока не проедем холм, – возразил я. – Скоро спущусь, иди.
Она исчезла в люке. Тепловоз качнулся, съезжая с моста. На этой стороне насыпи не было, рельсы шли прямо по земле. Я перезарядил автомат, бросив в люк пустой магазин. Рана пульсировала болью, боль продирала до самого плеча, левая рука едва двигалась. Привстав, я кинул взгляд назад. «Тевтонцы» остановились перед Разломом, монахи бежали по мосту, прыгали по шпалам, один, поскользнувшись, по пояс провалился между балками.
Далеко позади них, за полями, ехали машины. Много машин, отсюда я не мог посчитать их. Это кто – монахи, движущиеся за передовым отрядом «тевтонцев»? Или люди топливных кланов?
Тепловоз катил по рельсам, огибая холм. Стучали колеса, гудел ветер. Я направил ствол на вершину холма, хотя среди деревьев никого не было видно.
За холмом открылся полустанок: грузовой перрон, где еще стоял ржавый кар с оплавленными колесами и нелепо задранной погрузочной вилкой, приземистое кирпичное здание склада, цилиндрическая башенка из темного металла на пятиметровой треноге. От башенки к земле тянулся конвейер, а со стороны рельс в ней была круглая дыра, от которой шел длинный жестяной желоб. Что-то они таким способом грузили в вагоны – то ли песок, то ли щебень.
На башне стоял человек и целился в тепловоз из ружья.
Еще несколько тащили толстое бревно по краю перрона.
Пригнувшись, чтобы желоб не ударил по голове, я полоснул очередью по башенке – человек отпрыгнул, так и не выстрелив. Люди впереди сбросили бревно на рельсы и побежали прочь от них. Двигатель зарычал, и тепловоз поехал быстрее. Я понял, что сейчас произойдет, привстал, чтобы прыгнуть в люк, но тут передняя колесная пара врезалась в бревно.
Тепловоз содрогнулся, будто на полном ходу пробил бетонную стену. Меня швырнуло вперед. Перелетев через люк и проехавшись грудью по железу, я едва не врезался головой в трубу. Тепловоз сильно качнуло, ноги потащило в сторону, они соскользнули с покатой крыши кабины, и я повис, держась за трубу. От боли в боку все потемнело перед глазами. Пальцы разжались. В последний момент оттолкнувшись коленями от кабины, чтобы не попасть под колеса, я полетел вниз.