Паромщик
Шрифт:
— Вот поэтому-то я и имела в виду, что убийство произошло в другом месте. Мы ищем не там, где надо.
— Да, очевидно, — сказал Сандер. — Выглядит так, словно они собрали всю кровь в специальный жертвенный сосуд. Но где, в свою очередь, он? Нет, пойдем, нам надо двигаться! От этого места у меня мурашки бегают по спине.
— В этом мы с тобой согласны, — сказал Свег. — Мне бы хотелось выяснить еще кое-что у этих немцев.
Им было нетрудно отыскать дорогу на пастбище, туда вела
— Ливору необходимо было вернуться назад, в деревню, — сказала Аделе. — Но он обещал подняться снова сюда завтра вечером.
— Чудесно, — сказал Свег. — Нам может понадобиться его крестьянская сметка.
В камине потрескивал огонь, и по замерзшему телу Бенедикте разливалось тепло. Оказалось, что немцы были неплохо обеспечены продовольствием, на столе был собран вкусный обед, и трое новоприбывших смогли как следует поесть.
— Как хорошо, что нам не придется больше ночевать в этом страшном доме в Ферьеусете, — сказал Сандер.
— Да, а особенно тот запах, — сказала Бенедикте с недовольной гримасой. — Он был невыносим. Особенно посреди ночи, когда я увидела эти глаза.
Об этом немцы и Мортен ничего не знали, и Бенедикте пришлось рассказать. Они смотрели на нее с удивлением, и Сандер пояснил:
— Да, Бенедикте не такая, как мы. Она обладает способностями, в которых мы, простые смертные, не очень-то разбираемся.
На нее стали смотреть с нескрываемым почтением. Все они пробыли достаточно долго в Ферьеусете, чтобы больше не посмеиваться над сверхъестественным.
Бенедикте, которая весьма внимательно относилась к таким вещам, заметила ледяное молчание, установившееся между Аделе и Мортеном Хьортсбергом. «Здесь что-то случилось», — подумала она. Ей не совсем это нравилось, поскольку она также замечала многозначительные, манящие взгляды, которые Аделе посылала Сандеру Бринку.
«Ее интерес направлен на другой объект, — подумала Бенедикте. — Она теперь хочет быть вместе с Сандером. Она, должно быть, порвала со своим возлюбленным женихом».
Бенедикте снова почувствовала боль в груди. Ведь она так хорошо понимала Аделе. Сандер был в тысячу раз привлекательнее, чем этот надменный Мортен Хьортсберг.
Свег решительно произнес:
— Теперь я хочу знать, что вам известно о Ферьеусете. Вы ведь провели там достаточно времени, не так ли?
Тот немец, который был наиболее силен в норвежском, ответил:
— Мы пробыли здесь некоторое время осенью, чтобы найти наших друзей. Пришлось снять этот дом…
— Подожди, — сказал Свег. — Я понимаю это так, что вы пришли сюда в первый раз двумя группами?
— Да, точно. Мы были в пешем походе по горам Норвегии, и случайно услышали о Ферьеусете, история которого заинтересовала нас. Случилось так, что я и еще один приятель пришли в первый день.
— Что случилось?
— Мы поднялись в Ферьеусет. И тут появился паромщик, чтобы нас перевезти. Мы же не слышали о нем, поэтому воспользовались его услугами.
— Как это так? — одновременно вскричали Сандер и Свег. — Вы плыли на пароме?
— Да, — вздохнул немец. — Но он хотел брать на борт только одного человека за раз.
— Как он выглядел? — спросила Бенедикте. Немец вздрогнул.
— Мне бы не хотелось говорить о нем, — если позволите. Спасибо! Я переезжал на другой берег первым, и все прошло прекрасно. Меня высадили на сушу на маленьком мысу внизу у церкви.
— И ничего с тобой не случилось? — спросил Сан-дер.
— Ничего — не считая того, что мне было крайне не по себе. У меня… было такое чувство, что я сижу в воде. Словно лодка наполнена водой. Вы понимаете?
Они нерешительно кивнули.
— Это было… ужасно.
— А паромщик говорил что-нибудь? — поинтересовалась Аделе и прижалась к Сандеру, который осторожно отодвинулся в сторону на пару сантиметров.
— Ни одного слова. Потом он вернулся, чтобы забрать моего товарища. И… когда они были на середине озера… по дороге ко мне… то… лодка утонула. Просто исчезла. Растворилась. Мой приятель звал на помощь, я видел, как он размахивал руками, но лодки и паромщика не было — и что-то неумолимо утащило его под воду.
Немцу пришлось как следует собраться с духом, чтобы не предаться вновь печальным и неприятным воспоминаниям.
Остальные сидели молча.
Наконец Сандер сказал:
— Скажи, а была ли какая-то разница между тобой и твоим другом? Вы чем-то сильно отличались?
— Нет, я бы так не сказал. Он был, может быть, ниже меня ростом. И еще он был… Нет, это, естественно, глупо!
— Нет, скажи!
— Он собирался стать священником. А я — атеист.
— А что случилось дальше? — спросил Свег после паузы.
— Ничего. Я бегал как угорелый туда и обратно по берегу, но ничего не мог поделать, потому что я не умею плавать. Естественно, я забрел в воду, насколько было возможно, но…
Он всплеснул руками.
Свег повернулся к другому немцу.
— Ну, а вы?
Второй мужчина был вынужден говорить по-немецки, чтобы его поняли. К счастью, почти все учили этот язык в школе и могли довольно сносно понимать, о чем идет речь. Сандер переводил для Свега.
— Мы пришли днем позже, — сказал немец. — И мы шли не той дорогой, что нам показали крестьяне, а другой, поскольку несколько позднее выяснили о существовании лучшего маршрута. Мы вернулись к другой деревне и уже оттуда начали восхождение на это пастбище, где заранее арендовали домик.