Партизан Лёня Голиков
Шрифт:
– Хальт! – раздалось вдруг над самым ухом.
Часовой не стал стрелять, а свободной рукой схватил мальчишку за плечо и швырнул на землю. Ведерко с грохотом покатилось в сторону, крошки хлеба и картофелины высыпались на снег. Ленька почувствовал резкую боль в боку и в ногах: гитлеровец пинал его носком сапога. Но этого фашисту показалось мало. Он решил как следует проучить русского мальчишку. Схватив Леньку за воротник, часовой несколько раз ткнул его лицом в снег, в мерзлую землю. Бил он Леньку спокойно, беззлобно, будто бы исполнял какую-то служебную обязанность, так же, как те солдаты, которые разрушали в лесу землянки.
Потом
– Раус [2] !..
С разбитым в кровь лицом, едва сдерживая слезы, Ленька подобрал ведерко и, не разбирая, где тропка, где целина, пошел по снегу к дому.
Мать так и ахнула:
– Что с тобой, Ленюшка? Неужели за пленных?
– Аза что же! Ох, дождутся они… – стиснув зубы, процедил Ленька. – Не держите вы меня только, когда наши придут… Дай мне, мама, умыться.
В тот же вечер Ленька встретился с Толькой. Они долго шептались на крыльце.
2
Прочь!
– Нонче меня опять побили, – сказал Ленька.
– За что?
– Пленным в ригу картошку понес да хлеба. Часовой увидал.
– И сильно бил?
– Нет, не особо. Губа вот только распухла. Об землю раза два приложил…
Когда-то было зазорным признаться, что в драке тебе досталось, но сейчас Ленька не стеснялся об этом рассказывать.
– Зря ты один пошел. Надо бы вместе: один стеречь, другой передавать…
– Да… – задумчиво протянул Ленька. – Ладно, другой раз умней будем.
Прошло еще недели две, и на лукинцев обрушилась новая беда. Мануйловский комендант приказал срочно выселить людей из деревни, освободить все дома, а если кто останется, пригрозил расстрелять на месте. Было это в конце декабря, в самые лютые морозы, которые пришли после больших снегопадов.
Фашисты заметно нервничали: были чем-то встревожены. Их раздражали русские морозы и неясные сводки, которые стали поступать с фронта. Открыто говорили, что под Москвой Гитлер потерпел неудачу, германские войска отступают. А партизаны все больше смелеют, даже днем нападают на обозы и грузовые машины. Правда, в районе Мануйлова было тихо. С тех пор как партизаны совершили налет на штаб полка, в Лукино про них ничего не было слышно. И тем не менее комендант, посоветовавшись с Гердцевым – начальником карательного отряда, приказал всех жителей переселить на Ловать – в Парфино.
…По сыпучему, как песок, снегу Ленька шел мимо риги, где раньше держали военнопленных. Здесь уже никого не было – ни пленных, ни часовых. Рига стояла с распахнутыми дверями.
Вдруг кто-то негромко свистнул. Ленька обернулся и увидел человека в дубленом полушубке.
– Эй, парень! – позвал он. – Ты здешний?
Ленька присмотрелся и узнал того самого партизана, который заходил к ним перед налетом. Партизан тоже узнал Леньку.
– Здорово, – приветливо сказал он. – Ну какие у вас тут дела? Пойдем-ка в ригу. Потише там и незаметно.
Оба вошли в полутемную ригу.
– Так что, говоришь, нового? – еще раз спросил партизан.
– Ничего. Угоняют нас завтра. Всю деревню гонят.
– Завтра? Да ну?! – почему-то обрадовался Ленькин собеседник. – А немцы что?
– А что немцы? Нагнали их во все избы. Сидят, мерзнут, на улицу не вылазят.
– И
– Порядком. В каждой избе по шесть, по восемь, а кое-где и по дюжине будет.
– Так… А вас выселяют, значит? Завтра, говоришь, обязательно?
Партизан задумался.
– А если завтра не выселят?
– Тогда послезавтра.
– Нет, так не пойдет! Завтра надо.
– Чего-чего? – удивился Ленька. Он никак не мог понять, чему радуется парень.
– Ничего, так просто. Ты мне, если не уедете, обязательно знать дай. Понял? Обязательно, говорю!
– А как я знать дам?
– Как?.. Возьми, например, эту палку и воткни в сугроб, чтобы издали видно было. Раз палку увижу, буду знать, что вы не уехали.
– Ладно… Слушай, а ребята у вас в отряде есть? – спросил вдруг Ленька.
– В каком отряде?
– В партизанском, каком!
– А зачем тебе?
– Взяли бы меня с собой!
– Тебя? Да ты что?! Тебе еще расти да расти надо!.. Пока так помогай… Ну я пошел. Так гляди не забудь: не уедете – дай знать.
Но выставлять условный знак не пришлось. Наутро подъехали немецкие машины, всех погрузили в железные кузова и увезли в Парфино. Поселили в летних бараках, по две-три семьи в комнате. В Лукино больше никого не пускали. А вскоре прошел слух, что через день после того, как выселили жителей из деревни, партизаны напали на гарнизон. Все избы забросали гранатами. То же самое было в Мануйлове и Воронцове. Фашисты погнались за отрядом, но партизаны отбились и ушли неизвестно куда…
Наши пришли!
С тех пор как тайный немецкий агент Вильгельм Герц, он же Виктор Николаевич Гердцев, сделался командиром карательного отряда, жизнь его переменилась к худшему. У него были все основания проявлять беспокойство и испытывать нудное чувство тревоги. По всей, округе партизаны все чаще нападали на немецкие гарнизоны, все чаще подрывались на минах грузовые машины, а в последнее время партизаны стали появляться даже там, где их никогда не бывало.
Герц сбился с ног, гоняясь со своим карательным отрядом по самым глухим дорогам, и все без толку. На атакованную партизанами станцию Беглово он прибыл рано утром, когда на путях еще догорали цистерны с бензином, еще не были убраны убитые. И все же ни одного партизана захватить не удалось. Они исчезли, будто растворились в воздухе. В секретном донесении об ущербе, нанесенном германской армии, Герц доложил, что разрушена водокачка, взорваны стрелки, уничтожен эшелон с горючим, боеприпасами, пушками. В конце донесения он написал фразу: «Поиски виновников продолжаются, но до сего времени безрезультатно».
Такие фразы появлялись в конце каждого донесения, которое направлял Герц в штаб армии.
А тем временем партизаны, изводившие Вильгельма Герца, переключились на другую работу. Не раз хаживали они через промерзшие болота в немецкие тылы, знали все тропки и теперь превратились в военных проводников рот, батальонов, полков. На фронте была задумана дерзкая и необычайно смелая операция.
На безмолвных застывших болотах все было совершенно белым: и снег, запорошивший кустарник, и люди, одетые в маскировочные халаты, бесшумно, как привидения, двигавшиеся по тропам. Даже пушки, танки и все оружие покрасили в белый цвет. Немецкие разведчики, пролетавшие иногда в небе, не могли заметить ничего подозрительного в унылых зимних пейзажах приильменских болот.