Партизанская богородица
Шрифт:
— Об нас позаботился, — сказал Петруха Перфильев, — чтобы не таскать, не ломать хребтину.
Полки и прилавок выдрали и вынесли на задворки. В опустевшей просторной комнате поставили стол, застлали его кумачовой скатертью, занесли несколько длинных лавок.
Брумис от имени и по уполномочию Военно-революционных советов партизанских отрядов Бугрова и Вепрева объявил краевой съезд открытым.
Согласно решили избрать президиум в составе председателя, его товарища и двух секретарей.
Но
— Говорил я тебе, — сказал Красноштанов Брумису, когда Митрофан Рудых, раскланиваясь на все стороны и внимательно оглядывая всех маленькими, глубоко запавшими глазами, прошел к столу.
— Пока ничего страшного, — ответил Брумис, но с этой минуты уже не спускал глаз с председателя.
Заняв председательское место, Митрофан Рудых заметно преобразился. Развернулись плечи, и сутулая фигура стала представительней и словно даже выше. На широкоскулом лице с жидкими вислыми усиками утвердилось выражение особой значительности. И только быстро бегающие монгольского типа глаза выдавали его взволнованное состояние.
Красноштанов, настораживая Брумиса против усатого председателя съезда, вряд ли предвидел, что его слова оправдаются так скоро, и уж, конечно, не предполагал, что первый удар будет нанесен ему самому.
Митрофан Рудых обратился к съезду с неочередным заявлением.
— Хотя мы только что утвердили полномочия делегатов, — сказал он, — есть надобность вернуться к этому вопросу. На мое имя, как председательствующего на съезде, — эти слова Митрофан Рудых произнес подчеркнуто значительно — поступило ходатайство. В этом ходатайстве изложено о незаконных, корыстных действиях одного из делегатов нашего съезда...
— Кого?
— Кто такой?
— Про кого изложено? — загудели нетерпеливо.
— Позвольте зачесть.
Ходатайство начиналось с покорнейшей просьбы защитить волостное общество от притеснений председателя Совета Красноштанова Григория Кузьмича. Дальше излагались его вины. После того как он стал председателем, сводил личные счеты с уважаемыми односельчанами. Производил незаконные реквизиции. Сам же Красноштанов использовал свое положение для незаконного обогащения. Получил от начальника партизанского отряда шесть мешков муки, двадцать четыре аршина мануфактуры и двадцать фунтов мыла. Да кто знает, сколько еще прилипло к рукам от незаконных реквизиций. Вот как борется Красноштанов Григорий Кузьмич за рабочее дело.
Красноштанов
— Прошу слова!
— Пожалуйста, товарищ Красноштанов, — произнес председатель с язвительной вежливостью.
Все уставились на Красноштанова, столбом стоящего возле стола. Только Брумис по-прежнему не спускал глаз с председателя. Митрофан Рудых, откинувшись назад на своем председательском стуле, со снисходительной и какой-то ленивой улыбкой смотрел искоса на Красноштанова. Как кот, выпустивший на минутку пойманную и уже полузадушенную мышь.
«Рано торжествуешь, — подумал Брумис. — Только бы Григорий не вздумал оправдываться».
— Слагаю полномочия, — сказал Красноштанов. — Слагаю, пока не закончится следствие по этой кляузе. Требую немедленного следствия!
Сказал веско. Каждое слово глыбой падало в настороженную тишину. И не торопясь, гулкими шагами прошел к прежнему своему месту и сел рядом с Брумисом.
— Зачем так? — сказал ему Сергей. — Им только того и надо, вытеснить нас.
— Григорий прав! — возразил Брумис. — А теперь дело за нами.
Он резко встал и, не успел опешивший председатель раскрыть рта, как Брумис уже стоял возле него.
Призвать бы его к порядку за неуважение, но... Митрофан Рудых оглядел построжавшие лица партизан и не осмелился.
— От имени военных делегатов поддерживаю! — сказал Брумис. — Требуем немедленного следствия! Правильно, товарищи?
Дружный гул голосов поддержал его.
— Кто обвиняет большевика Красноштанова? — резко спросил Брумис оторопевшего председателя.
— Жители села Мухина...
— Конкретно. Фамилии?
Митрофан Рудых уже успел оправиться от минутного замешательства.
— Опасаясь преследований от Красноштанова, пожелали остаться неизвестными.
— Анонимка! А кто передал бумагу?
— Я уже доложил съезду, — Рудых старался держаться как можно солиднее, — податели пожелали остаться неизвестными, и я полагаю...
Брумис хватил кулаком по столу.
— Не выйдет! Сами проведем следствие. Здесь, на съезде. Верно я говорю, товарищи?
Его поддержали так же дружно.
— Пусть Красноштанов скажет нам, своим товарищам, что в этой бумаге правда и что ложь.
— Правильно! — закричал с места Петруха Перфильев. — Пущай скажет по совести!
Митрофан Рудых предпринял последнюю попытку перехватить инициативу.
— Товарищи делегаты! Съезд — не судебная камера и не трибунал. Какая надобность отвлекаться нам от важных государственных дел...
Его не стали слушать.
Громче всех бушевал Васька Ершов.
— Не препятствуй! Облепил человека дерьмом, а обмыть не даешь!
— К порядку, товарищи! — призвал Брумис. — Слово товарищу Красноштанову.