Партизанская искра
Шрифт:
— В Петровке есть замечательный парень Николай Демиденко, — сказал учитель, — это, как ты знаешь, старый комсомолец, выходец из нашей школы, честный и преданный. Я рекомендую его и уверен, что он будет тебе хорошим и надежным помощником.
Гречаный с готовностью согласился. Он хорошо знал Николая Демиденко, не знал лишь, что тот сейчас в Петровке.
Парфентий обрадовался, что этот чудесный огромный парняга будет с ним вместе.
Не мешкая, Парфентий собрался и побежал в Петровку. Прямо через лед речки он перемахнул на тот берег и пошел лесом. Комсомольцы
Было ясное зимнее утро. Затвердевший снег ослепительно искрился. На его белизне лежали нежные кружевные тени от голых ветвей. Парфентий легко шагал по хрустящему насту, думая о предстоящей встрече с Николаем.
Небольшой поселок Петровка живописно раскинут вдоль правого берега Кодымы и, вплотную примыкая к селу Катеринка, является как бы его продолжением.
Хата Демиденко стояла несколько на отлете, на дальнем краю поселка, у самого подножья возвышенности, по которой проходила железная дорога. И сама хата, и небольшой, но довольно густой садик помещались в котлованчике, а невысокая глинобитная ограда еще более подчеркивала эту глубину.
«Вот где хорошо подпольными делами заниматься. Ни одна собака не подкопается. Не то что у меня, на виду у всех», — думал Парфентий, подходя к калитке, и от души позавидовал Николаю, что тот живет в такой благодатной глуши.
Где-то за хатой раздался сипловатый лай.
— У Николая сторож, — вслух заметил Парфентий, подходя к калитке. Лай усилился. По голосу Парфентий определил, что собака не маленькая, и на несколько секунд задержался у калитки. «Бес его знает, еще порвет, а в руках ничего нет. Лучше, конечно, если бы пес выскочил сюда, тут бы и познакомились».
Но собака не появлялась. Убедившись, что она привязана, Парфентий вошел и постучал в дверь.
Через некоторое время щеколда изнутри тихонько клацнула и дверь чуть приотворилась.
— О-о-о-ооо! Вот, оказывается, кто ко мне в гости пришел! — радушно воскликнул Николай. — А я тебя в окошко не узнал. — И шире распахнув дверь, он протянул через порог огромную ручищу.
— Волчок, перестань! — мягко приказал он. Крупный белый, с рыжими пятнами, лохматый пес тихо взвизгнул и молча уставился на пришельца.
— Ты, брат, под надежной охраной живешь, — засмеялся Парфентий.
— Приходится. Да вот, держим на цепи, чтобы эти гады жандармы или полицаи не пристрелили, — пояснил Николай, сжимая руку Парфентию своей могучей медвежьей лапой, — давненько, брат, не видались.
— Да, пожалуй, года два, — ответил Парфентий.
Николай задвинул щеколду.
— Заходи в хату.
Дома кроме Николая никого не было. Хозяин заставил окошки камышовыми щитками В хате стало полутемно.
— Так лучше, солнце не будет в глаза бить, — улыбнулся Николай, подмигнув Парфентию — Чем же тебя угощать?
— Только что позавтракал.
— Молока хочешь за компанию? Горячее, прямо из печки.
— С удовольствием выпью. Молоко я люблю и никогда от него не отказываюсь, — согласился Парфентий.
От горячего молока у обоих по телу разлилась теплота.
— Давно
— Недавно, всего недели две.
— Где пропадал это время?
— В Доманевке. С самой осени прошлого года. Там у меня бабушка. До войны я там не бывал, и меня никто не знает. Вот и укрывался. Сюда показываться боялся. Кто его знает, люди ведь разные, могли предать. Знают же меня по райкому комсомола.
— Как же теперь? Освоился?
— Еще не совсем. Прежде чем выйти, оглядываюсь во все стороны, как вор. А сейчас, вроде, налаживается. Днями у нас был начальник полиции. Батько его встретил, как положено, на почетное место усадил. Самогон, закуска и все прочее. Батько у меня хитрый, разговор затеял, мол, слава богу, что теперь колхозов не будет и так далее. Я в сарае в это время был. Слышу, батько кличет меня. Захожу, здороваюсь, а батько продолжает наливать, и мне подмигивает: «поддержи, мол». Вот, говорит, Николай из Красной Армии дезертировал, не хочет воевать за них. Ну, чокнулся я с ним, полицаем, а у самого так все и кипит внутри. Эх, думаю, взял бы сейчас топор, да и размозжил бы твою стервячью голову. Часа два он у нас просидел. Самогоном накачался до чёртиков. Потом батько моргнул мне: «выйди». Я вышел. Они там еще с полчаса сидели, ну и договорились. Мой дипломат полкабана ему обещал к Пасхе. А тот обещал подтвердить в жандармерии, что я был в Красной Армии, а теперь дезертировал.
Николай помолчал немного и, широко улыбнувшись, закончил:
— Вот и вся история, Парфень.
— История интересная. Как будто все гладко.
— Пока — да. А что будет дальше — трудно сказать. Мало ли что может выйти.
— Но батько твой молодец.
— У меня батько… — Николай закрыл глаза и покачал головой. Видно было, что сын восхищался отцом. Парфентий заметил, что всякий раз, когда Николай упоминал батька, в его голосе и в улыбке угадывались сыновняя любовь и благодарность.
Парфентий сам любил и почитал своего отца, и эта черта в Николае нравилась ему. С каждой минутой он все более и более проникался уважением и товарищеским доверием к этому сильному доброму парню.
Николай Демиденко был лет на пять старше Парфентия. Он окончил крымскую среднюю школу за два года до войны. В комсомол Коля Демиденко вступил рано, когда был еще в седьмом классе. Живая, шумливая комсомольская жизнь с ее собраниями и нагрузками подхватила и понесла его. Он с готовностью принимал все поручения, которые давались ему, и выполнял их честно, не по обязанности, а из любви к делу.
Вскоре о Николае Демиденко стало известно в райкоме комсомола, и по окончании школы Николай был взят в Первомайск на работу инструктора райкома.
Но юношу тянуло в большой город. Он давно интересовался машинами, станками, мечтал стать рабочим-специалистом. Вскоре он уехал в Одессу и поступил на судоремонтный завод.
Но, как говорят, шила в мешке не утаишь. Вскоре и тут, на заводе, проявились его организаторские способности. И райком комсомола рекомендовал Демиденко секретарем цеховой комсомольской организации.