Партизанская искра
Шрифт:
Прошло несколько минут. Парфентий помог Мите одеться и сойти с печки.
Тамара вбежала в кухню взволнованная.
— Парфень, на минутку.
— Посиди, Митя, я сейчас, — сказал Парфентий и вышел с Тамарой в сени.
— В селе неладно, Парфуша.
— Что ты говоришь?
— Да. Какой-то треск, крики, собаки лают… выйдем.
В стороне леса, за речкой, слышался лай собак, где-то совсем недалеко тарахтел мотор грузовика.
— Это жандармские овчарки лают, — заметил Парфентий.
— Облава? — спросила девушка.
— Должно быть. Надо скорее уходить..
— Куда?
— Не
— Можно у меня на горище… Я вас соломой закидаю… Отлежитесь, пока все схлынет.
— Нельзя, ты комсомолка, член организации. У тебя будут крепко искать. Мы найдем другое место, побезопаснее.
Тамара помогла товарищам собраться.
— Возьми с собой, — подала она краюху хлеба. — Может, долго где лежать придется. С голоду совсем ослабеете. Одень Митю. — Она протянула полушубок. — Это Гришин полушубок.
— Я спрячу Дмитрия, а потом дам тебе знать. Может, помощь ему какая требуется.
— Я все сделаю, Парфень, не беспокойся.
— Я знаю, — улыбнулся юноша, пожав руку девушки.
Парфентий вывел Дмитрия на улицу.
— Ты скажи, идти можешь? — спросил Парфентий.
— Надо идти, — ответил Дмитрий.
Они прошли садом по глубокому снегу. Парфентий увидел, что Митя не может идти. Он попробовал поднять его, но рослый, крупный Дмитрий оказался ему не под силу. Парфентий обнял его за талию. Так прошли они с полсотни метров.
— Нет, не дойду, — признался Митя, — кружится голова и в глазах туман.
— Еще немножко, вон до того сарая, а то мы открыты и нас могут заметить.
— Знаешь что, Парфень? — Митя выпрямился. — Я останусь здесь, — решительно сказал он.
— Об этом ты не смей думать, — перебил Гречаный, — погибать, так вместе. У меня револьвер и достаточно патронов. Наши жизни дешево не отдадим.
— Нет, я не об этом. Знаешь что?
— Ну?
— Ты поможешь мне добраться до тетки Дози. Это через три хаты отсюда. Я спрячусь у неё на чердаке. Я знаю где. Там много соломы и будет тепло. А у них жандармы искать не будут.
Этот довод товарища показался Парфентию благоразумным и единственным в их положении.
— Так, я согласен. Пойдем.
Родная тетка Дмитрия была женой сельского старосты Фрица Шмальфуса.
Они добрались до сарая.
— Полежишь пока здесь. Мы скоро выручим тебя. Только не выдавай себя, потерпи. Что нужно, Тамара все сделает.
Они простились. Парфентий помог Мите взобраться на чердак, а сам пошел дальше, обдумывая, где можно до следующей ночи спастись от облавы.
На улице заметно светало. Припадая на раненую ногу, от сада к саду, от сарая к сараю, он пробирался на окраину села, где темнели высокие ажурные пирамиды тополей. Парфентий остановился на краю школьного сада. Здесь росли густые кусты сирени. Сейчас они были голы, но плотны, в них еще можно было спрятаться. Парфентий вышел к самому краю кустарника и осмотрелся кругом. Впереди, в синей предутренней дымке, лежала открытая степь. По ней, гонимые ветром, ползли большие языки поземки. Влево темнели сквозь кружево садов хаты. У одной хаты, стоящей чуть поодаль, виднелась только белая, покрытая снегом крыша. Это хата Поли. — «Где теперь Поля?» — мелькнула мысль. — «Дома ли? А может, как и он, пробирается глубоким
Вдруг слева, шагах в двухстах от себя, Парфентий заметил человека. Он стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу, как это делают озябшие люди, чтобы отогреться. За спиной у него торчала винтовка. Теперь для Парфентия все стало ясно: и лай овчарок в лесу за рекой, и гул мотора, и этот солдат здесь, на глухой окраине.
«Стало быть, село оцеплено, — подумал юноша, — охотятся за нами». Мысль Парфентия вернулась к товарищам. Что теперь с Мишей Клименюком? А Соня, Андрей, Юрий и остальные? Он не знает, что с ними произошло после боя с жандармами. Может быть, кто нибудь также ранен или убит? Удастся ли собраться всем в условленном месте?
Парфентий прислушался. По селу шла машина. Мотор выл, видимо, машина выкарабкивалась из снежного заноса. Она приближалась, направляясь к полиной хате, и остановилась. Послышались злые хриплые голоса. Затем на несколько минут все стихло, и снова голоса и рев машины, ближе, ближе. Парфентий прижался к холодному снегу. Машина шла по улице мимо школы. В глазах Парфентия помутнело, закачались деревья и хаты, запрыгала машина, наполненная людьми. Он до боли тер глаза, чтобы разглядеть как следует. Уж не обман ли, не видение ли это. Нет, это была страшная, живая явь. В кузове огромной машины, окруженные вооруженными жандармами, были его товарищи. Он узнал Михаила Кравца, Ваню Величкова. Володю Белоуса и других. «Что же это? Хватают всех подряд?.. Неужели предатель успел?..»
Машина скрылась за школьным домом и снова вынырнула. Парфентий услышал шум голосов.
— Прощайте, родные, больше не увидимся!..
И среди голосов он различил чистый, сильный девичий голос. Это был голос Поли.
— Прощай, — шептал он, — прощайте!
«Это значит, и в Катеринке и в Петровке арестуют товарищей». И жутко стало от мысли, что он ничем не может помочь, не в силах предотвратить беду. Единственное, что он может сделать, это бежать в Каменную Балку и предупредить Надю Буревич.
Парфентий снял с себя куртку, вывернул светлой подкладкой наверх и, смешавшись с белыми языками поземки, пополз на локтях в степь.
Глава 11
АРЕСТЫ
К рассвету из Первомайска в Крымку прибыл карательный отряд из двухсот жандармов. Все село было охвачено плотным, непроходимым кольцом вооруженных солдат. Около сотни жандармов с овчарками и пулеметами было расставлено вдоль опушки леса по берегу Кодымы. В этом месте локотенент Анушку больше всего боялся побега окруженных партизан.
Имея список членов подпольной организации, жандармы с помощью полицейских начали массовые аресты.
Охваченное диким ужасом, пробудилось в это утро село. Из края в край неслись крики матерей, стоны избиваемых арестованных, грубая брань жандармов. Пьяные, озверелые, они, врывались в хаты, стаскивали с постелей юношей и девушек, нещадно, с остервенением избивали их на глазах родителей и полураздетых бросали в машину.
Машина шла по улице от хаты к хате. Следом за ней бежала огромная толпа народа. То были матери, сестренки, братишки арестованных. Полураздетые и раздетые, с непокрытыми головами женщины кричали: