Партизанскими тропами
Шрифт:
– Крисковец моя фамилия, Сергей Филиппович, - попросту назвался он, не понуждая нас к ответному знакомству. - Был я бригадиром в колхозе. Председателя сельсовета и нашего, колхозного, немцы расстреляли сразу же, как пришли. А может, и до нас доберутся. Вы по лесу, видимо, к фронту пробираетесь... - не спрашивая, а скорее просто рассуждая, говорил он. Далеко наши. Совсем далеко. Но, видать, остановились и даже дают фашистам жару. Об этом германское радио само проговаривается: то плетут, что в Москве, а потом вдруг о боях на Смоленщине, или под Харьковом, или еще где
Женщины позвали Сергея Филипповича отнести к яме мешок с картошкой. Тот извинился и ушел. А когда вернулся, сказал:
– Жонка хочет сходить домой за хлебом. Вы сможете обождать?
– Что ж делать, - виноватым голосом отвечал Иван, - мы были защитниками народа, а теперь вот стали его иждивенцами...
– Защитниками вы еще будете. На колени мы не станем. Вон в других местах, слышали, что творится? - И сам же ответил: - Партизаны, как в гражданскую, начали действовать. На железных дорогах крушения устраивают. Да и по шоссейкам не все машины доходят до фронта.
– Так оно было, и в войну с Наполеоном, - заметил я, стараясь пока не говорить ничего определенного.
– Вот-вот, это наша давняя тактика - партизанство, - обрадовался Крисковец. - Нам теперь надо дружно держаться, гражданским и военным, оказавшимся на оккупированной земле... Помогать надо друг другу. А идти, догонять фронт? Я и не знаю. Нужно ли это?
Чувствовалось, что он хотел сказать больше. Но пока что не решался: нас он еще не знал как следует...
– Бульбы вечером наберите, сколько вам надо. Ну а решитесь зимовать в нашем лесу, то мы вам и в другом поможем. Наша деревня называется Березово Болото, а дальше Великая Старина. Люди у нас добрые. Никто добровольно в полицию не пошел. И в старосты никто не соглашается. Мы уж сами уговариваем тут одного доброго человека, пока не навязали нам какого-нибудь шкурника...
С Крисковцом мы расстались, ободренные моральной поддержкой.
* * *
В шалаше мы только ночевали, а по утрам уходили в разведку по окрестности. Мы уже знали, где находится железная дорога, районный центр Кличев с полицией и прочими представителями оккупационной власти. Если возвращались рано, то отдыхали где-нибудь подальше от шалаша. Вот и сегодня, вернувшись из похода к шоссе, мы устроились на лесной поляне под одинокой березой и оживленно обсуждали данные разведки.
В разгар беседы я вдруг заметил, что в орешнике мелькнуло что-то подозрительное.
– Лев, Иван, быстро обойдите орешник! - приказал я. - Кто там?
Астафьев и Сычев тут же вскочили и с оружием на изготовку побежали в заросли орешника. Но через несколько минут вернулись ни с чем.
Вдруг совсем близко, но уже с другой стороны, мы услышали нарочитое покашливание, словно кто-то предупреждал о своем приближении.
На поляну вышли двое. Один - высокий в сером макинтоше и такого же цвета кепке, в ботинках. Лицо худое, одухотворенное. Другой - среднего роста, с полным румяным лицом, в брезентовом плаще и кирзовых сапогах. За плечами у него туго набитый рюкзак.
Мы все вскочили,
– Стой! Кто такие?
– Да теперь-то зачем такие строгости? - не обращая внимания на этот окрик, спокойно сказал высокий. - Были бы мы вооружены, из орешника перестреляли бы вас, как глухарей на току.
– И все же кто вы, откуда? - спрашиваю не так строго, как Леонид, но требовательно.
– Из этой вот деревни, колхозники, - ответил высокий. - Мы корзинки плетем. Шли за лозой, да и увидели вас.
– Документы есть?
– Как же без документов. Есть и документы, - все так же спокойно отвечает высокий и показывает мне справку, написанную на имя Каранкевича Ивана Афанасьевича.
Взял я этот документ под сомнение. И подпись неразборчива, и то, что тридцатилетний дядька предъявляет не паспорт, а метрическую справку, наводило на подозрение.
– Документу этому не верю, - возвращая бумажку, заявил я высокому. Скажите прямо, кто вы такие?
– А вы кто? Это вы пришли в наш лес, а не мы к вам, - ответил высокий.
– Третью ночь занимают наш шалаш и еще спрашивают, кто такие! - с ехидной улыбкой заметил второй.
– Ах, вот они, хозяева, - заулыбался и я. - Вы сами видите, что мы люди военные, бойцы.
– Ну и мы бойцы, только с другого фронта. - Высокий протянул мне руку, представился: - Редактор районной газеты Крисковец Иван Павлович.
– Родственник Сергея Крисковца? - обрадовался Лев. - Ну тогда свои люди.
– Откуда же мы знали бы о вас, если бы не Сергей, - сказал Крисковец. А мой товарищ - директор МТС Латышев. Ни о нем, ни о себе не говорю "бывшие". Мы были, есть и будем, несмотря на то, что фашистам удалось так вероломно сломать наши ворота. Ну, ворота - это еще не весь двор.
Иван Павлович рассказал нам и о положении на фронте, и о делах в районе. Было ясно: все знает из каких-то неведомых нам первоисточников. "Он, конечно же, слушает радио, - догадался я. - Но что-то есть у него и еще..."
Снова острым стало желание идти к фронту, скорее слиться с родной армией. Крисковец слушал нас и внешне будто одобрял рвение нашей пятерки. А когда страсти улеглись, заговорил вдумчиво и спокойно. Заговорил вроде бы совсем не на тему. Он стал рассказывать об озере в их лесу. Из небольшого ручейка образовалось большое озеро. Пришлось даже плотиной отгораживаться селянам, чтобы в паводок не хлынула вода.
– Весной, бывает, боимся, что прорвет плотину и снесет всю деревню. Сила в нем накопилась огромная, - тихо, словно сам себе, говорил Иван Павлович. - А стремился бы тот ручеек только в море, кто знает, добрался бы до него или нет. Скорее всего затерялся бы в лесных дебрях.
– Ну, если это вы, дорогой товарищ редактор, насчет нас, то мы в пути не затеряемся! - поняв эту притчу, сурово заявил Сычев. - Мы уже кое-где рвали те плотины. Да и еще рванем...
– Вот и хорошо, что верите в свои силы. - Крисковец встал. - Завтра вечером, если в деревне будет тихо, соберем коммунистов и все обсудим. Я приду за вами.