Партизанский отряд "Земля". Выжившие
Шрифт:
– Эй, Петрович? Ты где там?
Шуршание прекратилось и через несколько секунд снизу вынырнула непричёсанная голова Петровича.
– Да я тут подумал, что неплохо было бы и семена с собой прихватить, которые я для весенней посадки заготовил. Как знать, куда нас новая дорожка приведёт.
Петрович выбрался наружу и вытащил вслед за собой небольшой полотняный мешочек, перевязанный шнурком.
– Запасливый ты дед, Петрович.
– Батя мой всегда говорил: поезжай на неделю, а хлеба бери на две. Сюда мы уж не воротимся, а ежели и воротимся, то всё при нас будет.
– Верно говоришь… Может мы с тобой соляра в канистру наберём и вещи выносить начнём пока Вася спит? Пусть отдыхает, ему ещё нас везти, – Стас направился к выходу и обернувшись добавил: – Поторопиться бы нам, чутье подсказывает, что долго сидеть на месте не стоит. Наверняка будут местность прочёсывать.
Вдвоём со стариком они накинули тёплую одежду и вышли на улицу. Дождь прекратился, но трава была густо покрыта водой, а земля превратилась хлюпающую в грязевую кашу. Пронизывающий ветер заставлял ёжится, выдувая из-под курток домашнее тепло. Добравшись по всей этой мерзопакости до сарая, они наполнили полную канистру и отправились обратно к дому. Стасу пришлось буквально вырвать у упрямого старика из рук наполненную и отяжелевшую тару, чтобы донести её самому.
Когда эта парочка снова вернулась в дом, то застала там проснувшегося Васю в недоумении бродящего по пустому дому. Лицо его было настолько помятым, а взгляд озадаченным, что Стас невольно засмеялся:
– Ну ты прям как с великого бодуна! Если доведётся ещё с тобой водку пить, то стакан отберу уже после первой дозы.
– А я уж было подумал, что меня тут бросить решили, – пробурчал Вася сонно.
– Ты же наш водитель, куда мы без тебя? Давай просыпайся, хватай канистру и подгоняй нам транспорт. Грузиться будем.
Вася покивал и отправился к умывальнику, чтобы ополоснуть лицо и бритую голову прохладной водой. Данная процедура немного привела его в чувства и запустила мысленный процесс. Рядовой по-солдатски быстро оделся в уличное и выскочил наружу, где сразу же съёжился от пробирающего холода. Канистра ждала его около порога, Вася схватил её и через поле помчался к машине. Обе брючины его штанов скоро пропитались водой в высокой траве, и Вася запоздало подумал, что нужно было бежать не напрямую, а по натоптанной Петровичем тропинке.
Стас принялся вытаскивать собранные в дорогу вещи на крыльцо, а Петрович пошел к растопленной спозаранку печке, чтобы сварить на завтрак овсянки. В долгий путь лучше отправляться на сытый желудок, да и возможностью в последний раз приготовить еду в нормальных домашних условиях грех было не воспользоваться.
Вася подогнал машину как можно ближе к сараю. Длинным огородным шлангом всю солярку перелили из бочки в топливный бак, который потом тоже не забыли погрузить внутрь. После этого грузовик перегнали на другую сторону к заборной калитке. Сияющий,
Оставив кашу вариться, Петрович тоже подключился к погрузке. Некоторое время он с любопытством поглядывал на ящики в глубине грузовика, а потом всё же не выдержал и спросил:
– А чего у вас за груз, солдатики? Если это не государственная тайна, конечно.
– Оружие. Мы его на учебный полигон должны были доставить, да судьба другую дорогу подкинула.
– Оружие — это очень и очень кстати, значит. С оружием всегда лучше на войне, чем без него. А взрывчатка там у вас имеется? А то какая же диверсия без взрывчатки?
– Вот чего нет, того нет, – Стас сокрушаясь пожал плечами. – К тому же, я не уверен, что нам будет что подрывать. Мы этих вторженцев на земле ещё ни разу не видели.
Завтракали все молча. Так как большая часть посуды была уже погружена, то Петрович достал из шкафа декоративный сервиз, не использовавшийся по назначению множество лет. За выглядящим по-праздничному столом сидели люди с совсем не праздничными лицами и наедались до упора, словно это был их последний завтрак в жизни. Отмахиваясь от всех отговорок, Петрович после еды начисто вымыл всю посуду и аккуратненько расставил её назад по полкам.
Затем Стас с Васей пошли грузить сумки в поставленную за забором машину, а Старик остался в одиночестве проститься с домом, в котором прошла вся его жизнь от самого рождения. Всё о чём он мечтал, так это и закончить свою жизнь здесь же. Но мог ли он отпустить воевать молодых парней, а сам отсиживаться в четырёх стенах и молиться, чтобы его никогда здесь не нашли? Его жизнь уже прожита и стоит теперь не так уж много. Так пусть она завершиться с пользой, а не в качестве деревянного чурбака, из которого так и не успели сделать ничего путнего.
Петрович прошелся по всему дому, прикасаясь рукой и прощаясь с каждым предметом: с печкой, выложенной ещё отцом, со столом, сделанным уже им самим, с ходиками, которые он когда-то дарил своей жене, и со старым сундуком, принадлежащим его матери. Напоследок Петрович снял со стены старое чёрно-белое фото семьи, пожелтевшее и выцветшее от времени, вытащил его из рамки, аккуратно сложил и убрал в нагрудный карман. Затем он повесил ружье на плечо, закинул на спину свой походный рюкзак с патронами и порохом, и, тяжело выдохнув, шагнул за порог.
Стас и Вася к тому времени уже ждали старика около грузовика, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу.
– Ружьё под рукой держи, – напутствовал Петровича Стас, провожая старика к кабине. – Может и зайцев нам где в дороге найдёшь, раз ты по ним специалист.
Уже задрав одну ногу, чтобы забраться внутрь, Петрович вдруг с силой хлопнул себя по лбу и запричитав: «Дубина я стоеросовая! Совсем память дырявая стала!», – помчался куда-то через мокрую траву.