Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг.

Ильюхов Николай Кириллович

По этим причинам нужно было широко развернуть агитационную кампанию среди крестьян и рабочих, чтобы, с одной стороны, подготовить их к съезду, а с другой стороны — обеспечить соответствующий авторитет новому органу власти. Военно-политическая обстановка к тому времени вполне благоприятствовала нашим планам. Как было сказано, ген. Смирнов, опасаясь дальнейших неудач в своем предприятии, вынужден был, после гордеевского боя и последовавшего затем нажима со стороны партизан, беспокоивших его своими внезапными повседневными набегами, укрыться в с. Владимиро-Александровку, подальше от военной опасности, очистив для нас всю остальную территорию Сучанского района, а карательный отряд ген. Волкова, не добившись «ликвидации» восстания в Цемухинском районе, срочно был отозван «наместником» Дальневосточного края Ивановым-Риновым во Владивосток и затем вместе с офицерским отрядом отправлен на уральский фронт; оттуда ему не пришлось вернуться, так как он, по газетным сведениям, через два или три месяца был убит.

14 февраля мы получили наконец информацию из Ольгинского и Тетюхинского районов. Оттуда нам сообщали, что крестьянство, не желая примириться с существованием контр-революционного правительства, тоже решило взяться за оружие, объявить беспощадную борьбу реакции и добиваться восстановления советской власти в Приморской области, а затем и на всей территории Дальнего Востока и Сибири. В названных районах были организованы два партизанских отряда — тетюхинский под командой т. Сержанта и ольгинский под командой т. Глазкова. Партизаны произвели переворот в г. Ольге, арестовали и расстреляли правительственную милицию, восстановили деятельность Ольгинского совета и объявили белогвардейской власти, что будут подчиняться только советскому

правительству, в борьбе за соединение с которым ими будут использованы все свои силы. Нас обрадовало в этой информации не столько самое сообщение о факте восстания, сколько политическая платформа этого восстания. Было ясно, что революционный Сучан, эта осажденная белогвардейщиной крепость, получит у ольгинцев ясную и безоговорочную поддержку. Имена руководителей восстания, исключая учителя Лободы, нам не были в то время известны, но это ничуть не поколебало нашей уверенности в том, что мы сможем установить сотрудничество, единый фронт в борьбе за советы. На третий день после первой информации прибыл делегат от ольгинского отряда, который сообщил, что отряд в 180 человек идет к нам на поддержку и находится уже в двух сутках ходьбы от Сучана. Как оказалось, первое письмо ольгинцев почему-то запоздало, и они, не дождавшись от нас ответа и имея сведения о том, что на Сучане все время происходят бои с карательными отрядами, решили немедленно двинуться к нам на помощь. Этот поход был не из легких. От Ольги до Сучана считается около 350 верст тяжелого, недоступного для езды на телегах пути, идущего по густой тайге, крутым горам, болотам, причем на всем его протяжении не было населенных пунктов кроме одного небольшого хутора да еще трех-четырех деревень, расположенных в самом Ольгинском районе. Нужны были мужицкое упорство и настойчивость, революционная страсть партизана и тренировка таежника, чтобы зимой, в феврале месяце, несмотря на глубокий снег и мороз, без надежды получить после тяжелого перехода отдых в теплой избе, рискнуть на такое предприятие.

Навстречу ольгинцам мы выслали роту партизан, и с ней отправился т. Мечик, помощник командующего по политическим делам, который попутно должен был провести подготовительную к съезду партизанских руководителей работу среди крестьянства в Сучанской и других волостях.

Тут разыгралась трагедия.

Тов. Мечик с тремя конными партизанами расположился в с. Унаши, в избушках на краю деревни, ожидая донесения наблюдательных постов, выставленных на дороге, по которой должен был итти ольгинский отряд. Он не заметил того обстоятельства, что противоположная сторона деревни в это время была занята белым разъездом в 30 сабель. Рота пехоты, вышедшая от нас с Мечиком, была остановлена этим разъездом в 8 верстах от Унашей в дер. Перятино. Обнаружив наших всадников и желая захватить их живьем, разъезд стремглав бросился на них. Мечик с партизанами, отстреливаясь, устремился в том направлении, откуда ожидали ольгинцев, в надежде получить поддержку от них или, во всяком случае, скрыться в лес. Колчаковцы настигали и уже вот-вот готовы были рубить партизан шашками, как дело приняло неожиданный оборот. В этот момент ольгинский отряд приближался к деревне Унаши, но, заметив кавалерию, рассыпался в цепь. Когда кавалерия приблизилась и была уже в нескольких шагах от цепи ольгинцев, последним стало ясно, что через минуты две они должны будут столкнуться грудь с грудью; поэтому они, не подозревая, что среди бегущих находятся и наши товарищи, открыли огонь. После первого залпа были сбиты с лошадей т. Мечик и т. Старовойт А. (шахтер), после второго — т. Гульков (рабочий) и 2 лошади. Колчаковцы, пораженные неожиданным и дружным огнем, быстро повернули лошадей и ускакали назад в Унаши, а затем во Владимировку к своим, к сожалению отделавшись только испугом. Мечик оказался раненым в грудь и в ногу. Чтобы прекратить пальбу увлекшихся ольгинцев, он, собрав последние силы, поднялся на колена и закричал: «Товарищи, мы — партизаны!..». В ответ на это ольгинцы, до которых не долетели слова Мечика, дали еще залп, которым Мечик был убит: пуля пробила ему лоб, и он свалился мертвый рядом со своей убитой лошадью.

Тов. Мечик Тимофей, организатор первых партотрядов. Трагически погиб в 1919 г. под дер. Унаши.

Тут же лежал раненый Старовойт, а т. Гулькова с простреленными грудью и обеими ногами увлекла его лошадь в лес, где он, истекая кровью, мучился долгое время и умер на седле.

Ольгинцы, отразив атаку, подбежали к Мечику, которого они приняли за офицера; сняв с него походную сумку с документами, воззваниями, они только теперь узнали, что от их пуль погибли их же товарищи. Пораженные отчаянием, многие партизаны рыдали. Ведь о Мечике каждый из них успел уже наслышаться как об одном из смелых руководителей сучанского восстания, честном, преданнейшем революционере.

На нас этот факт произвел потрясающее впечатление. Тимофей — искреннейший друг, неисчерпаемый источник энергии и инициативы, смелый, пламенный борец, не развившийся еще молодой организаторский талант: сколько он вкладывал в дело веры, как страстно мечтал о том счастливом моменте, когда мы, заброшенная на далекую окраину горсточка партизан, по тернистому и кровавому пути придем наконец к своей заветной цели — соединимся с Красной армией, с Советской страной! Его молодая фантазия часто рисовала счастливую перспективу социалистического строительства, которое наступит после нашей победы, и всякий раз в это время он казался особенно привлекательным! И всегда, — и в те минуты, когда он воспламенялся ураганом нестерпимой ненависти, презрения к своему врагу, и тогда, когда он мечтал о мирном социалистическом строительстве, — всегда он оставался смелым, бодрым, преданным рабочему классу революционером и добрым отзывчивым другом. И так глупо, случайно погиб этот человек! Но долго-долго рабочие и крестьяне Приморья будут помнить это славное имя, помнить и любить его. И эта любовь будет лучшим памятником нашему Тимофею…

Прибывший ольгинский отряд расположился в селе Новицком. В его задачу входило противодействовать карательному отряду ген. Смирнова, если бы последний вновь попытался взять Казанку. Ольгинцы сразу же признали командование над собою сучанских руководителей и действовали с нами совместно.

ГЛАВА V.

Второй съезд партизанских руководителей. — Выборы и организация Ревштаба. — Разногласия с Дальневосточным комитетом РКП(б). — Лозунги восстания.

Съезд партизанских руководителей был назначен в конце февраля в с. Фроловке. Но перед его созывом мы вновь решили добиваться связи с партийной организацией Владивостока, чтобы получить от нее руководство. С этой целью было решено послать ответственного товарища, который подробно информировал бы комитет и договорился бы о всех деталях руководства. За неделю до съезда во Владивосток отправился т. Иванов, который ближе других был связан с партийной «эмиграцией» — бежавшими сюда из разных городов Дальнего Востока товарищами, надеявшимися, что в чужом городе они получат большую возможность спасти себя от белогвардейской расправы и вести революционную работу. Поездка Иванова оказалась не безрезультатной: связаться ему удалось, но зато мы должны были пережить новое огорчение, теперь уже с другого конца. Он привез примерно такую директиву из Владивостока: 1) Дальневосточный областной комитет РКП(б) считает, что после тяжелого поражения пролетариата летом 1918 г., в период выступления чехо-словаков и внутренней контр-революции, сложилась такая обстановка, при которой рассчитывать на новое выступление трудящихся масс с оружием в руках на борьбу за советы невозможно — до тех пор, пока не пройдет вполне закономерная и неизбежная в таких случаях полоса разброда, уныния и пассивности. 2) Крестьянское восстание на Сучане носит характер стихии, способной на скорое охлаждение и ликвидацию, и после первых поражений не будет в состоянии оказывать сопротивления белым; поэтому всерьез принимать его во внимание при определении революционной ситуации нельзя. 3) При всех неблагоприятных обстоятельствах для партизанского движения, как-то: отсутствие продовольствия, патронов и прочего, — время года (зима) может создать такие трудности, преодолеть которые руководители будут не в состоянии, и движение само по себе сойдет на-нет. На основании всех этих соображений нам предлагалось взять решительный курс на «организованную ликвидацию» восстания, стараясь этим избежать стихийного краха, после которого могут возникнуть необычайные трудности.

Позиция

партийной организации произвела на нас ошеломляющее впечатление. В самом деле: восстание к тому времени захватило большинство районов области, мы одержали над белыми ряд побед, партизаны в боях проявили столько стойкости, организованности; дисциплина в отрядах стала значительно укрепляться; крестьяне везут нам хлеб, дают лошадей для комплектования конных разведывательских команд при отрядах; размах движения принял такие размеры, что мы стали уже перед вопросом организации власти. И при всем этом мы получаем от партийного комитета, на который были устремлены все наши надежды, директиву «взять решительный курс на организованную ликвидацию восстания». Напрасны были наши протесты против такого решения, напрасно мы доказывали, что активность революционных масс, о которой комитет заботится в своей резолюции, партизанское движение как раз собой и выражает, что «технические трудности» борьбы, о которых говорит письмо комитета, нами успешно преодолеваются и будут преодолеваться, что к тому же без этих трудностей не обходится и противная сторона — белые; что восстание партизан на Сучане есть движение не только чисто крестьянское, но и рабочее, так как в наши ряды влилось все сознательное, активное, что имеется среди шахтеров на Сучанских каменноугольных копях, на железной дороге и т. д. Через неделю к нам прибыл представитель от комитета из Владивостока т. Шишкин Володя (Володя Маленький), который долго и упорно пытался убедить нас в правильности позиции комитета, но кончил тем, что сам заявил о нашей правоте и об отказе от своей прежней позиции. Такая частичная победа все же не выводила нас из тяжелого состояния, и мы твердо решили защищаться, не сдавать своих позиций и не выполнять директивы комитета, а стараться убедить его в ложности его точки зрения. Как ни ценили мы авторитет партийного комитета, как ни нуждались в его руководстве, но интересы дела требовали в данном случае не итти по пути, на который толкала нас директива из Владивостока. К величайшему нашему удовлетворению, потом, когда вопрос был улажен и наша точка зрения была принята комитетом, мы узнали, что дело с первым письмом обстояло несколько иначе, чем сообщили нам тт. Иванов и Шишкин. Выяснилось, что т. Иванова ввела в заблуждение группа членов комитета и товарищей связанных с ней, называвшая себя «группой сибиряков» (они бежали от расправы из Сибири, главным образом из Иркутска, во Владивосток) и возглавлявшаяся тт. Резниковым, А. Н. Сафроновой и др. Эти товарищи, подменив собою партийный комитет, самостоятельно вели с нашими представителями обсуждение вопроса о партизанском движении и в результате написали нам письмо, содержавшее приведенную выше директиву. От их имени и приезжал Влад. Шишкин, который, видимо, тоже предполагал, что он выполняет волю комитета в целом. Когда позднее эта «группа сибиряков» на заседании комитета выступила со своей резолюцией по нашему вопросу, их точка зрения была провалена, и состоялось решение приветствовать восстание на Сучане, оказать ему поддержку и взять его под свое руководство. Мы здесь не намерены входить в суть инцидента с «сибиряками», — думаем, что те товарищи, которые будут писать историю Дальневосточной организации нашей партии, смогут наиболее правильно осветить этот вопрос. Нам хотелось бы только предупредить, что наше изложение этого вопроса ни в коем случае не должно пониматься так, что в поведении «группы сибиряков», в отношении их к восстанию, было что-нибудь выходящее за пределы искренности и добросовестности. Напротив, многие из них, как напр. т. Резников В., оставаясь во Владивостоке, не мало поработали на пользу партизанских отрядов, против которых они прежде так решительно выступали [1] .

1

После чехословацкого переворота 29/VI 1918 г. во Владивостоке большая часть партруководителей была арестована. Против оставшихся на нелегальном положении велась черносотенная агитация контр-революционных организаций, совместно с эсерами и меньшевиками, дошедшими до охоты по вылавливанию коммунистов (Уткин был арестован по указанию меньшевика Манаева).

Оставшиеся на свободе товарищи перешли в подполье, и до декабря месяца 1918 года руководство было сосредоточено у тт. Раева, Зои Секретаревой, Фельдмана, Кукушкина и Игоря Сибирцева.

В декабре был организован комитет, в который вошли товарищи: Дельвиг, Фельдман, Зоя Секретарева, Игорь Сибирцев и Птицын А. (Воронин). Комитету пришлось еще больше законспирировать свою работу, и только самые близкие и испытанные товарищи знали состав его.

Вместе с тем во Владивостоке начали группироваться товарищи, приехавшие с сибирского фронта (А. И. Сафонова-Яковлева, Резников, Владимирский, Сахъянова, Перевозников, Паукер, Володя Шишкин, Певзнер и многие другие).

Начавшиеся события в Ольгинском уезде, — где, в связи с колчаковской мобилизацией и проявленными на почве мобилизации зверствами, началось партизанское движение, — поставили перед комитетом вопрос об отношении к партизанской борьбе на Дальнем Востоке.

На заседание были приглашены и присутствовали: тт. Лазо, Резников, Сафонова-Яковлева, Владимирский, Сахъянова, Шишкин, Перевозников совместно с активом местной организации (около 25 товарищей).

Тов. Дельвиг, выступивший от имени Владивостокского комитета, изложил точку зрения его, сводящуюся к следующему:

1) Необходимость перехода от пассивного руководства к активной борьбе с контр-революцией.

2) Организация рабоче-крестьянских сил для борьбы и за безоговорочную поддержку партизанского движения.

3) Организация вооруженных сил во Владивостоке для усиления партизанского движения.

4) Помощь вооружением и снабжение всем необходимым партизан.

Противником партизанского движения выступил тов. Резников, выражавший мнение собравшихся во Владивостоке одиночек-революционеров из Сибири. Мотивами их были:

1) Недостаток революционных сил.

2) Угроза подвести под жестокие удары крестьянство, усиление реакции.

3) Неминуемый разгром рабочих профессиональных организаций.

За предложенную резолюцию тов. Резникова голосовало 4 товарища. За резолюцию Владивостокского комитета — 20.

После этого решения комитет организовал военный отдел, руководство которым бьпо поручено товарищам Птицыну (Воронину) и Фельдману, подотдел снабжения — Шишкину Володе и подотдел связи и явок — тт. Перевозникову и Меркулову. Агитпропаганда — тт. Дельвиг и Сибирцев, Красный Крест — т. Секретарева.

Тогда же был решен вопрос о созыве Дальновосточной областной конференции, которая была созвана в апреле 1919 г. из представителей Читы, Благовещенска, Хабаровска, Харбина, Владивостока, Имана, Спасска, Никольска-Уссурийска и других мест. После доклада тт. Лазо и Губельмана, конференция подтвердила решение комитета о руководстве партизанским движением и полной поддержке его по всему Дальнему Востоку.

Г у б е л ь м а н.

В результате постановления о поддержке партизанского движения при Областном комитете РКП(б) был создан военный отдел для снабжения нас обмундированием, патронами и прочим и для организации рабочих дружин, которые отправлялись на усиление отрядов. В военный отдел входили тт. Володя Маленький (Шишкин), Птицын (А. А. Воронин), Сибирцев Игорь, Зоя Секретарева (Зоя Большая) и др. Этот военный отдел через рабочий Красный Крест, — полулегальную организацию, в которой работали Зоя Маленькая (Станкова), Шумяцкая, Надя Батурина и др., — вскоре развернул прекрасную работу. Но о деятельности его — в следующей главе.

Необходимо подчеркнуть, что исправление линии «группы сибиряков» по отношению к партизанскому движению и установление правильного курса, который взял по этому вопросу партийный комитет, в значительной степени зависело от тт. Губельмана (дядя Володя), Кушнарева (Петра) и Раева (дядя Ваня), которые, благодаря своему авторитету и влиянию, смогли своевременно предотвратить опасность отрыва партии от революционного движения масс, от утери партией руководящей роли, к чему по существу вела точка зрения «сибиряков». Мало того, если бы восторжествовал взгляд «сибиряков» и партизанское движение предоставили самому себе, нам труднее было бы справиться с вырождением революционного партизанства на отдельных его участках в «батьковщину», т. е. в силу, противоположную тем лозунгам, за осуществление которых была начата борьба; партии тогда пришлось бы столкнуться с большими трудностями. Указанное же решение партии, обеспечившее своевременный ее контроль и руководство отрядами, придало партизанской организации характер строго революционного, принципиально выдержанного, организованного движения рабочих и крестьян за лозунги партии и советской власти. И в силу этого приморское партизанство за всю свою долгую и тяжелую историю не знало примеров сколько-нибудь значительного отклонения от выдержанной политической линии и могло сравнительно легко справляться с проявлениями беспринципной анархичности, сепаратизма и карьеризма отдельных командиров.